Ведьма
Шрифт:
Но все рухнуло. Кати больше нет, а на пороге стоит этот страшный человек и задает вопросы. В голове и желудке у парня помутилось, ноги стали ватными. Неожиданно захотелось в туалет.
– Как ты себя чувствуешь, дружище? – забеспокоился Баранов.
Стас неуверенно махнул рукой:
– Сейчас все пройдет… Ничего страшного… Что вы хотели?
– Для начала – войти в квартиру. Это возможно?
Стас кивнул и отошел в глубь прихожей. Баранов незамедлительно воспользовался предложением.
– Чай? – невпопад поинтересовался хозяин.
– Чего?
– Кхм… Я говорю,
– Спасибо, не стоит. Лучше присядь, а то на тебе лица нет.
Стас вынужден был признать, что он прав. Если он сейчас не присядет, то наверняка свалится прямо в его крепкие мужские объятия. Вот будет сценка! Что там ваши камерные истории, друзья-товарищи…
Стас присел на пуфик напротив большого зеркала. Баранов прикрыл за собой входную дверь и прислонился к косяку.
– Я не совсем из милиции, признаюсь честно…
Стас насторожился.
– …но легче тебе от этого не станет. Ты же сумел от них улизнуть, когда Катя пропала, верно?
Стас молчал, вперив глаза в пол.
– Тебе удалось испариться, но, как видишь, волшебники тебя нашли, поэтому мой неофициальный статус не должен тебя успокаивать.
Баранов немного помолчал, оценивая психическое состояние ответчика. Паренек оказался слабеньким, пожалуй, стоит немножко надавить, и он расскажет все, что знает. И чего не знает, тоже расскажет. Запросто.
– Мне нужно задать тебе пару вопросов. Ты готов отвечать?
Стас вздохнул и поднял взгляд. Баранов ошибся: парень не был деморализован окончательно. Он был испуган, но не сломлен. Значит, разговор получится интересным.
– Спрашивайте.
– Лады. Значит, так… – Баранов сунул руку в карман куртки, вынул записную книжку, открыл ее в середине. – Шестнадцатого июля сего года ты провожал девушку Екатерину Соболеву шестнадцати лет от роду после концерта из ночного клуба. В тот же день Екатерина Соболева пропала, и, где она сейчас может находиться, никто не знает. Возможно, она мертва (Стас побледнел и снова опустил голову), но возможно, что и жива. Очень многое зависит от твоих показаний… Вернее, пока не показаний, а просто ответов на мои вопросы. Да, я здесь неофициально, но учти, что дело очень и очень серьезное, и, если нам не удастся найти Катю живой, ты можешь загреметь по полной программе. Это к бабке не ходи, старик.
Стас закрыл лицо руками. Ему было одновременно и страшно, и стыдно за то, что страшно, и он не знал, какое из этих чувств сейчас предпочтительнее. Если бы его видела Катя…
Катя, Катя…
– Можете не говорить о серьезности дела, – сказал Елизаров с глубоким вздохом. – Оно у меня до сих пор дрожь вызывает.
– И что у тебя дрожит?
– Не иронизируйте.
– Я и не думал. Что именно у тебя дрожит и почему? Ты будешь удивлен, но это важно.
Стас помолчал. Может быть, действительно рассказать все как есть и его наконец отпустит? Может, он перестанет падать на улице от потери сознания, ведь в следующий раз рядом может не оказаться сердобольной тетки, способной вызвать «скорую помощь». Что, если этот ненастоящий мент – его шанс на спокойную жизнь?
– Рассказывай, –
– Ничего страшного не было… Сначала. А потом я ничего не помню.
– Совсем ничего?
– Почти.
– Ну, выкладывай, что помнишь.
Стас снова помолчал. Хороший вопрос – «что помнишь?». Что-то он помнил, а что-то видел во сне, а что-то ему до сих пор мерещится наяву. Какое блюдо вы предпочитаете на завтрак, сэр?
– Мы познакомились с Катей за несколько дней до концерта в клубе «Премьер». Мы обедали в кафе, разговорились, прогулялись до ее дома. Она живет здесь недалеко, кстати…
– Я знаю. Дело говори.
– Ну вот… У нее были куплены билеты на «Чай вдвоем», она пригласила меня после концерта посидеть в клубе или потанцевать. Честно говоря, я не большой любитель этих дел, но с Катей было интересно…
– Посидели?
Стас отрицательно покачал головой.
– Сразу после концерта ей позвонила мать и, видимо, погнала домой, хотя в деталях я разговора и не слышал, хоть и встречал ее в фойе клуба…
…Катя смутилась. Вернее, даже не смутилась – она была взбешена, как никогда в своей жизни. Когда-нибудь это обязательно бывает в первый раз, и обычно в ее годы это и случается. Только что она была самостоятельная и взрослая девушка, красивая и счастливая, и вдруг – трам-трам-парарам, телефонный звонок! – и она превратилась не в Золушку даже, а в Дюймовочку, которая может потеряться в траве.
– Мама, – шепотом сказала она, отойдя чуть в сторону от стойки гардероба, – мне уже шестнадцать, а не шесть…
– Вот именно! – бурчала мать. – Шестнадцать, а не двадцать шесть! Ты на часы смотришь?
– Я все время смотрю на часы… Всю жизнь смотрю на часы. Они мне надоели, я их выброшу, мам!
Катя бросила отчаянный взгляд на Станислава. Парень стоял у другого конца стойки, вертел в руках свой мобильный телефон и глядел по сторонам. Он просто излучал титаническое спокойствие. Роскошный парень…
– Милая моя, – продолжала гундеть мама, – время уже за полночь, отец выгоняет машину. Стой там, никуда не ходи, он скоро приедет.
– Нет, – выдавила Катя.
Мать ее не расслышала.
– Что ты говоришь?
– Я говорю «нет».
– Что – нет?
Катя словно проглотила ком.
– Не надо присылать машину, пусть папа сидит дома. Меня проводит молодой человек…
На мгновение мама потеряла дар речи. Термин «молодой человек» слишком редко фигурировал в их разговорах, чтобы она смогла на него оперативно среагировать.
– Э-э-э, кто что с тобой сделает?
– Никто ничего не сделает, мам. Меня проводит до дома молодой человек. Он хороший, взрослый, живет рядом. Я тебя потом с ним познакомлю. Может быть, даже завтра…
Мама помолчала немного, очевидно, набирая в легкие воздуха, но сказать ничего не успела. Катя просто не дала ей возможности:
– Мама, в общем, я больше ничего не хочу слышать. Не порть мне настроение, пожалуйста! Я хотела еще посидеть в клубе, попить молочного коктейля, но так и быть – я иду домой. Но иду сама! Все, мам, пока, я скоро буду!