Ведьмачка
Шрифт:
– Дело не в лице, – отмахнулся вилкой Иван. – И вообще она же не одна, у них семейный подряд. Муж ее так вообще на бровях приползает.
Татьяна Ивановна положила в мойку ложку.
– Невнимательный ты к другим людям, Ваня. Юля два месяца как развелась. Ты мясо будешь доедать?
Иван посмотрел на свою тарелку, где лежала половина мяса.
– Нет, наелся. Как подумаю, что эта… животная живет на одном этаже со мной, так пропадает весь аппетит. И еще в квартире накурено! – Откинув салфетку, Иван встал. – Спасибо, бабушка, я к себе. Попробую поработать над диссертацией.
– Иди,
Накрыв тарелку с недоеденным мясом пищевой пленкой, Татьяна Ивановна убрала еду в холодильник. Часа через два, когда у дочери иссякнет творческий запал, она возникнет на кухне и будет есть всё, что найдет.
Был случай, когда Катерина съела сырой фарш, полив его соевым соусом. Однажды смолотила подряд семь пирожных «эклер» и утром жаловалась на легкую тошноту. Она запросто могла смазать соленый огурец малиновым вареньем и горчичкой.
И при всех излишествах Катерина оставалась стройной интересной женщиной с прекрасной кожей и отменным здоровьем. А вот Татьяна Ивановна жестко боролась с каждой калорией, но они все равно побеждали, и постепенно тело женщины разрослось до ста килограммов.
Открыв свою почту, Иван согнал на жесткий диск фотографии зубных рентгенов и свои замечания, сделанные сегодня на работе, и отправил на распечатку.
Пока принтер выдавал фотографии, Иван переложил бумаги в одну стопку, выровняв их до миллиметра.
По собственному расписанию он сегодня должен был просидеть за компьютером до одиннадцати.
НИНА
МОСКВА
В больнице, которую в народе звали просто «Склиф», Нину попросили сдать чемодан. Оглядев охранников строгим взглядом, Нина все-таки отнесла чудо советского галантерейного производства – тряпичный чемодан в клеточку – в камеру хранения. Там ничему не удивлялись, в эту больницу круглосуточно приезжали со всей России и окрестных стран.
Поплутав налегке по длинным коридорам больницы, Нина нашла отдел кадров и, постучавшись в кабинет, тут же вошла с протянутым паспортом и дипломом медсестры.
– Мне бы на работу.
Три занятые женщины смотрели на нее без всякого интереса.
– Медсестра широкого профиля? – по-московски растягивая букву «а», неспешно спросила женщина средних лет. – Гражданство, как я понимаю, российское.
– Я из Новгородской области, из деревни Кашниково, – заторопилась объяснить Нина, оставаясь стоять в дверях.
– По тебе сразу видно, что «Кашниково», – прокомментировала та же инспекторша. – Проходи ко мне, садись.
Осторожно присев на край стула, Нина взяла протянутую ручку. На столе появились бланки.
– Только есть маленькое «но». Медсестер в нашей больнице хватает своих, у нас ведь кафедра, и они проходят практику от мединститута, а вот с нянечками – беда. Если две недели отработаешь нянечкой, то переведем в медсестры. Согласна?
– А сколько платят? – несмело спросила Нина. Услышав цифру, в три раза превышающую ее зарплату в Кашниково, тут же кивнула головой. – Согласна.
– Вот, заполняй, – преувеличенно душевно
– Не-ет, – убежденно ответила Нина. – У нас даже когда вся деревня запивает, так я держусь, и спирт из аптеки не продаю и не обмениваю. И не курю совсем, не люблю.
В тот же день Нину устроили в общежитие, и она поселилась в комнате с тремя нянями-узбечкам. Женщины по-русски говорили плохо, на Нину смотрели с неприязнью. Она была слишком крупной, белокожей и на её лице не было вечного беспокойства, что сейчас спросят прописку. В комнате узбечки безостановочно щебетали на своем языке, по общежитию ходили в длинных платьях, в расшитых теплых тапках и в шароварах. От них пахло пловом и нестиранным бельем.
В первую ночь в общаге Нина не могла заснуть. Лежала, смотрела в потолок, прислушивалась к дыханию восточных женщин. Одна из них храпела, другая сопела, третья часто пукала. «Не уживусь», – подумала тогда она.
Больше проблем со сном у Нины не возникало.
Нину определили в хирургию. Работы в отделении оказалось много, и была она самой грязной, какую можно придумать. Выкидывать из операционной перевязочные бинты и распределять «биологические отходы» состоящие из отрезанных повреждённых тканей, а иногда и из органов. И ещё таскать за больными судна в туалет.
На мытье полов в палатах и в коридоре Нина отдыхала.
Появление Нины, на пол головы выше большинства медсестёр, произвело впечатление на мужскую часть медперсонала.
Заслуженный хирург, Степан Васильевич и его ассистент, Армен, проводили взглядом новенькую, переглянулись. Степан Васильевич высказался первым.
– Ты глянь, какая аппетитная, свеженькая.
– И обратите внимание, абсолютно здоровая. Сразу хочется… поставить диагноз. Но боязно, – с лёгким армянским акцентом ответил Армен.
– Да уж, если такая вломит, мы окажемся рядом с пациентами.
И всё-таки в очередное ночное дежурство Армен Вазгенович, тридцати лет отроду, избалованный женщинами с четырнадцати лет, пробрался из ординаторской в комнату сестры-хозяйки, где спала Нина. Предложил попить чайку.
Имея печальный опыт общения в комнате сестры-хозяйки, Нина взяла врача за руку, вывела в коридор и спокойно пообещала:
– Полезешь – огрею судном по голове, а что будет в судне, так это дело случая. Мало ли, может у больного понос окажется, дизентерийный.
Армен предупреждению поверил, больше не лез.
Глафира Ивановна, старшая медсестра отделения, день и ночь пропадающая на работе, заметила аккуратность и работящесть Нины и «поощрила» ее оригинальным способом. Она разрешила Нине задерживаться после смены на два часа и помогать медсестрам.
Через три дня Нине, помимо помывочных работ, приходилось делать сложные перевязки после автомобильных или производственных травм.
Первыми почувствовали особенность Нины женщины. И уколы она делала безболезненно, и раны под ее перевязками заживали быстрее.