Ведьмак (большой сборник)
Шрифт:
— Природа не знает такого понятия — философия, Геральт из Ривии. Философией принято называть предпринимаемые людьми жалкие и смешные потуги понять Природу. За философию сходят и результаты таких потуг. Это все равно как если б корень моркови пытался отыскать причины и следствия своего существования, называя результат обдумываний извечным и таинственным конфликтом Корня и Ботвы, а дождь считал бы Неразгаданной Созидающей Силой. Мы, чародеи, не теряем времени на отгадывание — что есть Природа. Мы знаем, что она есть, ибо сами являемся Природой. Ты
— Пытаюсь, но говори помедленнее, пожалуйста. Не забывай, ты разговариваешь с морковкой.
— Ты когда–нибудь задумывался над тем, что произошло, когда Беккер заставил воду брызнуть из камня? Говорится очень просто: Беккер овладел Силой. Принудил стихию к послушанию. Подчинил себе Природу… Как ты относишься к женщинам, Геральт?
— Не понял?
Лидия ван Бредевоорт отвернулась, шелестя шелком, и замерла в ожидании. Геральт увидел, что под мышкой она держит завернутую картину. Он понятия не имел, откуда эта картина взялась, ведь еще минуту назад у Лидии не было ничего. Амулет у него на шее легонько вздрогнул.
Вильгефорц усмехнулся.
— Я спросил о твоем мнении касательно отношений между мужчиной и женщиной, — напомнил он.
— Касательно какой стороны этих отношений?
— Ну можно ли, по–твоему, принудить женщину к послушанию? Разумеется, я имею в виду истинных женщин, а не самочек. Можно ли подчинить себе настоящую женщину? Овладеть ею? Заставить покориться твоей воле? И если да, то каким образом? Ответь.
Тряпичная куколка не спускала с них своих пуговичек. Йеннифэр отвела глаза.
— Ты ответил?
— Ответил.
Чародейка стиснула левой рукой его локоть, а правой — лежащие на ее груди пальцы.
— Как?
— Ты же знаешь.
— Ты понял, — немного помолчав, сказал Вильгефорц. — И, вероятно, понимал всегда. А значит, поймешь и то, что только когда умрут и исчезнут понятия воли и подчинения, приказа и послушания, хозяина и подчиненного, будет достигнуто единение. Общность, слияние в единое целое. Взаимопроникновение. А когда такое наступит, смерть перестанет что–либо значить. Там, в банкетной зале, присутствует Йан Беккер, который был водой, брызнувшей из камня. Говорить, что Беккер умер, все равно что утверждать, будто умерла вода. Взгляни на это полотно.
— Изумительно, — сказал ведьмак после недолгого молчания. И тут же почувствовал легкое дрожание своего медальона.
— Лидия, — улыбнулся Вильгефорц, — благодарит тебя за одобрение. А я вижу — у тебя есть вкус. Поздравляю. Картина изображает встречу Грегеннана из Леда с Ларой Доррен аэп Шиадаль, легендарных любовников, разобщенных и уничтоженных часами презрения. Он был чародеем, она — эльфкой. Одной из элиты Aen Saevherne, то есть Ведающих. То, что могло стать началом объединения, обернулось трагедией.
— Я знаю эту легенду и всегда считал ее сказкой. А как было в действительности?
— Этого, — серьезно ответил чародей, — не знает никто.
— Поздравляю. — Ведьмак поклонился Лидии ван Бредевоорт, и голос у него даже не дрогнул. — Истинный шедевр.
Голос у него не дрогнул, хотя Лара Доррен аэп Шиадаль смотрела на него с портрета глазами Цири.
— Что потом?
— Потом? Лидия осталась в Галерее. Мы с Вильгефорцем вышли на террасу. И он поездил на мне в свое удовольствие…
— Сюда, Геральт. Пожалуйста, наступай только на темные плитки.
Внизу шумело море, остров Танедд вздымался из белой пены прибоя. Волны разбивались о стены Локсии, лежавшей прямо под ними. Локсия, как и Аретуза, искрилась огнями. Вздымающийся над ними каменный горб Гарштанга был черен и мертв.
— Завтра, — чародей проследил за взглядом ведьмака, — члены Капитула и Совета облачатся в традиционные одежды, знакомые тебе по древним гравюрам: серые, ниспадающие до земли плащи и островерхие шапки, а также вооружатся длинными палочками и посохами, уподобляясь таким образом колдунам и ведьмам, которыми пугают детей. Традиция, ничего не поделаешь. В сопровождении нескольких делегатов мы отправимся наверх, в Гарштанг. Там, в специально подготовленной зале, будем совещаться. Остальные будут ждать нашего возвращения и решения в Аретузе.
— Совещание в Гарштанге в узком кругу — тоже традиция?
— Совершенно верно. Давняя и продиктованная практическими соображениями. Случалось, что совещания чародеев бывали бурными и оканчивались чрезмерно активным обменом мнениями. Во время одного из таких обменов шаровая молния повредила прическу и платье Нины Фиораванти. Нина, посвятив этому год работы, обложила стены Гарштанга чрезвычайно мощной аурой и антимагической блокадой. С тех пор в Гарштанге не действует ни одно заклинание, а дискуссии протекают спокойно. Особенно если предварительно отобрать у дискутантов ножи.
— Понимаю. А башня, что повыше Гарштанга, на самой макушке, это что? Какое–то важное здание?
— Tor Lara. Башня Чайки. Руины. Важное? Пожалуй, да.
— Пожалуй?
Чародей оперся о перила.
— Предания эльфов говорят, что Tor Lara якобы связана телепортом с таинственной, до сих пор не обнаруженной Tor Zireael, Башней Ласточки.
— Якобы? Вам не удалось обнаружить этот телепортал? Не верю.
— И правильно делаешь. Мы обнаружили портал, но его пришлось заблокировать. Многие протестовали, все жаждали экспериментов, каждый хотел прославиться в качестве разведчика Башни Ласточки, мифического пристанища эльфьих магов и мудрецов. Однако портал был испорчен вконец и действовал хаотично. Были жертвы, поэтому его и заблокировали. Пошли, Геральт, холодает. Осторожнее. Ступай только по темным плиткам.