Ведьмак (большой сборник)
Шрифт:
Наконец выехали из приречных болот на лежащую выше сухую территорию, на холмы, с которых уже можно было видеть блестящую ленту Большой Яруги, а на севере — высокие и скалистые предгорья далекого массива Махакам. Погода стояла прекрасная, солнышко пригревало, москиты утихомирились и перестали докучать и бренчать в ушах. Сапоги и брюки высохли. На залитых солнцем склонах кусты ежевики были черным–черны от ягод, кони отыскивали траву, стекающие с возвышенностей ручейки несли хрустально чистую воду и были полны форелей. Когда настала ночь, можно было разжечь костер и даже прилечь рядом с ним. Словом, было прекрасно, а настроение должно было
— Погоди минутку, Геральт, — начал поэт, оглядываясь и покашливая. — Не спеши в лагерь. Мы хотим здесь, одни, поговорить с тобой. Я и Мильва. Тут дело… Ну, в Регисе.
— Так. — Ведьмак опустил на землю охапку хвороста. — Начали бояться? Самое время.
— Перестань, — поморщился Лютик. — Мы приняли его как товарища, он предложил свою помощь в поисках Цири. Мою собственную шею вытащил из петли, этого я ему не забуду. Но, черт побери, мы чувствуем что–то вроде страха. Удивляешься? Ты всю жизнь преследовал и убивал таких, как он.
— Его я не убил. И не собираюсь. Тебе этого достаточно? Если нет, то, хоть жалость разрывает мое бедное сердце, излечить тебя от страха я, убей меня, не в состоянии. Это звучит парадоксально, но единственный среди нас знаток по части лечения именно он, Регис.
— Я же сказал, перестань, — занервничал трубадур. — Ты разговариваешь не с Йеннифэр, тут красноречивые выкрутасы ни к чему. Ответь прямо на прямой вопрос.
— Задавай. Без красноречивых выкрутасов.
— Регис — вампир. Чем питаются вампиры — не секрет. Что будет, если он как следует проголодается? Да–да, мы видели, как он ел уху, с той поры он ест и пьет с нами, совершенно нормально, как любой из нас, Но… Но сможет ли он сдержать жажду… Геральт, тебя что, за язык надо тянуть?
— Он сдержал жажду крови, хоть был близко, когда твоя кровушка лилась у тебя из башки. Перебинтовывая тебя, он даже пальцев не облизал. А тогда, в полнолуние, когда мы обожрались мандрагоровой сивухой и переспали в его шалаше, у него была прекрасная оказия взяться за нас. Ты проверил, нет ли случайно следов на твоей лебяжьей шейке?
— Не смейся, ведьмак, — буркнула Мильва. — Ты больше нас знаешь о вомперах. Над Лютиком смеешься, тады ответь мне. Я в пуще выросла, в школах не училась, темная я. Но не моя в том вина, смеяться надо мной не гоже. Я, стыдно сказать, тоже малость побаиваюсь этого… Региса.
— Небезосновательно, — кивнул Геральт. — Это так называемый высший вампир. Чрезвычайно опасный. Будь он нашим врагом, я б тоже боялся. Но, хрен знает почему, он оказался нашим другом. Именно он ведет нас на Каэд Дху, к друидам, которые могут помочь мне добыть сведения о Цири. Я потерял надежду, поэтому хочу использовать этот шанс, не отказываюсь от него. Потому и соглашаюсь на его вампирье общество.
— Только потому?
— Нет, — ответил он не сразу. Наконец решился на откровенность. — Не только… Он… Он очень порядочно и справедливо поступает. В лагере беженцев над Хотлей, во время суда над девушкой он не раздумывал, не колебался. Хотя знал, что это его выдает.
— Вытащил раскаленную подкову из огня, — подтвердил Лютик. — Даже несколько минут держал ее в руке и не поморщился. Ни один из нас не сумел бы повторить этот фокус даже с печеной картофелиной.
— Он невосприимчив к огню.
— Что он может еще?
— Может, если захочет, стать невидимым.
— Геральт?
— Слушаю, Лютик.
— Ну а если… Ну, я спрашиваю чисто теоретически… Если бы…
— Не знаю, — ответил ведьмак честно и искренне. — Не знаю, смог бы я его прибить. И поверьте, предпочитаю не пробовать.
Лютик принял близко к сердцу совет ведьмака и решил выяснить неясности и развеять сомнения. Сделал он это, как только они отправились в путь. И сделал со свойственным ему тактом.
— Мильва! — воскликнул он вдруг, не останавливая лошадь и косясь на вампира. — Ты могла бы проехать вперед, подстрелить олененка или кабанчика? Я уже по горло сыт ягодами и грибами, рыбами и беззубками, с удовольствием съел бы для разнообразия хороший кус настоящего мяса. Как ты на это, Регис?
— Слушаю? — Вампир поднял голову от шеи лошади.
— Говорю, мясо! — четко повторил поэт. — Я уговариваю Мильву поохотиться. Ты б съел свежего мяса?
— Съел бы.
— А крови, свежей крови б выпил?
— Крови? — Регис сглотнул. — Нет. Что до крови — благодарю. А вы, если есть желание, не стесняйтесь.
Геральт, Мильва и Кагыр хранили молчание. Тяжелое, гробовое молчание.
— Я понимаю, в чем дело, Лютик, — медленно проговорил Регис. — И позволь мне успокоить тебя. Я вампир, верно. Но крови я не пью.
Гробовое молчание стало могильным. Но Лютик не был бы Лютиком, если б тоже молчал.
— Думаю, ты неверно меня понял, — сказал он беззаботно, — я имею в виду не…
— Я не пью крови, — прервал Регис. — Давно. Отучился.
— То есть как — отучился?
— Обыкновенно.
— Я, ей–богу, не понимаю.
— Прости. Это личная проблема.
— Но…
— Лютик… — не выдержал ведьмак, обернувшись в седле. — Это элементарно, Лютик. Регис только что сказал тебе, чтобы ты заткнулся. Только выразил это вежливее. Так будь добр, закрой хайло наконец.
Однако посеянное зерно беспокойства и неуверенности проклюнулось и дало всходы. Когда они остановились на ночлег, атмосфера все еще была тяжелой и напряженной, ее не разрядила даже подбитая Мильвой у реки жирная, не меньше восьми фунтов черная казарка, которую они обмазали глиной, испекли и съели, дочиста обглодав даже самые маленькие косточки. Голод забили, но беспокойство осталось. Разговор не клеился, несмотря на титанические усилия Лютика. Болтовня поэта превратилась в столь очевидный монолог, что наконец он заметил это и сам. И умолк. Воцарившуюся у костра глубокую тишину нарушал лишь хруст сена, которое методически пережевывали лошади.