Шрифт:
Глава 1. «Как всё начиналось»
Жизнь – это мозаика из наших слов и действий. Будущее – это последствия того, что было сделано, и того, что мы так и не смогли осуществить. Мы сами выбираем свою судьбу, но каждый наш выбор имеет определённую цену. И иногда мы не можем её заплатить: нам не позволяют средства или даже сама совесть. Но есть те, кто готов переступить её, и заставить это сделать других. Что ж, я не из робкого десятка! Посмотрим, что будет со мной…
Мне было семнадцать – почти восемнадцать – когда всё это началось. В то время было тяжело осознать то, что мне скоро придётся съехать от родителей, начать собственную
В тот, на удивление, жаркий апрельский день я шла вместе с Верой, моей лучшей и единственной подругой, из школы в Дом культуры, где мы с ней занимались вокалом. Не то чтобы у нас был талант, да и тогда вообще о подготовке ЕГЭ надо было думать, но это занятие помогало нам отвлечься, оно давало понимание, что мы способны на что-то большее, чем эти надоевшие всем экзамены. И, кто бы что ни говорил, у людей должны быть увлечения помимо работы и учёбы, пустяковые, но греющие душу.
Мы болтали о том, о сём: обсуждали фильмы, контрольные, которые только отвлекали от подготовки к экзаменам. Тот день был самым обычным, в какой-то степени скучным, но спокойным, что, наверное, каждый одиннадцатиклассник посчитает плюсом. Однако это умиротворение кто-то просто обязан был нарушить, как же без страданий? Так вот, нарушителем спокойствия выступил никто иной как Вячеслав Веткин, парень с оперным голосом и невероятными вокальными данными, а также невыносимый задира и насмешник. Он был звездой нашего ансамбля, учился в девятом классе, был отличником и любимцем учителей, гордостью родителей. Но все дети и подростки, в обществе которых он появлялся хотя бы один раз, могли с уверенностью заявить, что не желали бы его встречать никогда в жизни. Он постоянно влезал в чужие разговоры, вставлял едкие реплики, бьющие по самому больному, пускал нелепые слухи и комментировал то, что приличные люди не станут обсуждать.
У тебя вскочил малюсенький прыщ на носу? – Берегись! Через день весь район будет говорить о твоей, якобы, опухоли на пол лица! И, как он только успевал вредить всем и идеально учиться одновременно? Вероятно, за такую многофункциональность его все ненавидели гораздо больше, чем за приставучесть.
– Вот зараза! – громко ругнулась я, тяня подругу за плечи вверх. Я еле успела поймать её, когда нас, задумавшихся, сильно толкнул пронёсшийся мимо Вячеслав. Мои тёмные густые брови, похоже, чересчур сильно нахмурились, из-за чего Вера утешающе приобняла меня за плечи.
– Не сердись ты так! Чем больше мы обращаем на него внимания, тем сильнее он доволен! – здраво рассудила рыжая, светлая, в отличие от меня, подруга. Я прекрасно понимала её точку зрения, но смириться с этим не могла. Все вокруг были на нервах из-за приближающихся экзаменов, что невольно передавалось и мне. Стыдно было вымещать злость на родителях и Вере, поэтому Вячеслав был просто обязан поплатиться за моё испорченное настроение.
– Сегодня могли бы и пораньше прийти, Людмила и Вера, – презрительно фыркнула Елена Эдуардовна. То, что мы зашли следом за Вячеславом, её никак не волновало. Виноваты были мы.
– Мы только что из школы, – не смогла сдержаться я. – И мы уже предупреждали вас, что уроки заканчиваются в три-тридцать, идти сюда двадцать минут, а учителя ещё нас часто задерживают после уроков, чтобы донести какую-то информацию, – раздражённо отозвалась я, испепеляя взглядом спину педагога.
– Тон не повышай. С матерью своей будешь так разговаривать, – как об стенку горох! Как же мне хотелось в тот момент швырнуть ей в голову пюпитр! Но меня вовремя остановила Вера. В нашем дуэте она всегда была сдерживающим фактором, я же была всепожирающим пламенем, которое невозможно остановить – так нас описывала
– О-о, не-ет. Мама итак знает всю эту информацию, а вот тебе её надо лучше донести, – с чистой ненавистью прошипела я себе под нос, сжимая кулаки. И как только земля таких людей носит?!
– Не обращай внимания на неё! Она не уверена в себе, вот и придирается ко всем, чтобы возвыситься за чужой счёт, – пыталась успокоить меня Вера. – Возможно, её мать в детстве так же третировала, как и она нас сейчас. Сжалься над ней и перестань прислушиваться к её агрессии.
– Все по местам! – закричала дирижёр. Как всегда, пропустив верные, но очевидные напутствия подруги мимо ушей, я встала в ряд к альтам, в то время как она пристроилась к первым сопрано.
В течение всей репетиции Вера периодически оборачивалась на меня, прикусывая губу. Похоже, видок у меня был ещё тот: я хоть и смуглая, но яростной красноте это не мешало опалить моё лицо, заставляя окружающих буквально обжигаться от одного только взгляда на меня. Ко всему этому я ещё и постоянно дёргалась, когда Вячеслав брал самые высокие ноты. Он, может, и пел добротно, попадал во все ноты, быстро запоминал новые произведения, но его голос был просто отвратительным! Он будто бы упивался своей надменностью и противностью, что сказывалось на его, так сказать, репертуаре. У меня и без этого в последнее время в хоре звенело в ушах, а после того, как Вячеслав вернулся с больничного, мне просто хотелось плакать и обмотать уши поролоном. И, видимо, не мне одной. Ещё одна девочка-альт, Василиса, в конце репетиции, когда Вячеслав просто ходил вдоль рядов и «выпендривался», беря то ля, то си второй октавы, не выдержала и сморщилась, как изюм. И, стоило ей снять запотевшие очки, чтобы протереть их, «звёздочка» пронёсся мимо, сбивая её. Естественно, очки полетели со сцены, причём по закону подлости – не на ковёр. Оправа разлетелась, стёкла треснули – и кто за это будет платить? Хорошие очки – это дорого, скажу я вам! А домой, как ей добираться? Практически вслепую? И только я хотела озвучить всё это Вячеславу и заодно его покровительнице Эдуардовне, меня за предплечье тронула Вера со словами: – Нам надо помочь ей, – она кивнула на Василису, дрожащими руками пытающуюся собрать все части оправы воедино. Я сочувственно вздохнула и согласно качнула головой.
– Не стоит так привязываться к вещам, – накрыв ладони Василисы с остатками очков своими, сказала я.
– А к людям стоит? – всхлипнула та. Её состояние было понятно, но, к чему она клонит?
– Ты это про Вячеслава, что ли? – неверующе высказала я свою догадку. Затянувшееся молчание послужило нам с Верой ответом. – И кто же он тебе?
– Троюродный и, по совместительству, сводный брат. Когда мои родители умерли, – послышался ещё один смачный всхлип. – Тётя и дядя взяли меня к себе. Он издевается надо мной, а я даже никому пожаловаться не могу! Они же выбросят меня, если я это сделаю!
– Родственник-манипулятор, значит. Мне это знакомо, – выдавила из себя я и посмотрела на Вячеслава с ещё большей ненавистью, чем раньше. Теперь это было чем-то личным, желанием указать ему его истинное место так, как я никогда не смогу сделать со своим «Вячеславом». И я чувствовала кончиками пальцев и перекатывающимися от резкого дыхания мышцами, что у меня есть на это силы и мне не будет стыдно оттого, что я воспользуюсь свои преимуществом против более слабого соперника. Зло же кто-то должен наказывать, разве нет? И почему бы не использовать его же методы?