Ведьмина деревня
Шрифт:
Они с Танюшкой тихо зашли, разделись и прошли в комнату, где были свекровь с Тимуром. Держа дочь за руку, Алёна подошла с ней к отцу и остановилась в пару метров от него. Девочка с удивлением смотрела на нового человека в доме.
— Танюша, это твой папа, — проговорила Алёна, чувствуя, как предательски дрожит её голос; потом присела рядом с ребёнком. — Он был в далёкой стране и только сейчас вернулся.
Девочка с любопытством посмотрела на мужчину. Она не проявляла беспокойства или страха.
— Сынок, подойди к дочке, — сказала свекровь, — в ней твоя
Мужчина встал и медленно подошёл к Танюшке, опустился на колено рядом с ней. Алёна поняла, что сесть на корточки он не может. Переводя взгляд с дочери на мужа, она заметила, насколько похож цвет их глаз: светло-серый с переходом в тёмный по краям радужки.
Только у девочки глаза были полны жизни, а у отца казались стеклянными.
Тимур протянул к дочери здоровую руку и аккуратно коснулся её платьица. Танюшка рассматривала его лицо, руки, не проявляя признаков беспокойства.
— Дочка, — проговорил он наконец.
Танюшка стояла спокойно, но обнимать незнакомого человека не спешила. Тимур погладил её руку, плечи, и в его глазах Алёна заметила пробуждающееся тепло. Оно пришло и быстро схлынуло, оставив его взгляд прежним.
«Я отберу тебя у этого каменного плена, — подумала она, — отогрею своим теплом, только бы мне самой не замёрзнуть рядом с тобой да не испугаться увечий тела и души».
То, что муж вернулся не тем человеком, как она его помнила, Алёна уже поняла. Но не знала, насколько глубоки его раны и что произошло с его душой.
Тимур вернулся за стол, но ел и говорил мало. Свекровь, не получив ответы на свои вопросы, начала рассказывать сыну о том, как они жили прошедшие годы, как росли братья Тимура, что происходило в деревне.
Алёна занялась домашними делами, частенько поглядывая на мужа. Танюшка сидела в своём уголке и перебирала тряпичных куколок.
Девушке казалось, что Тимуру хочется тишины, но его мама не могла сидеть молча. Она пыталась растеребить сына, разговорить его, возродить его интерес к жизни рассказами о родных и знакомых. Но сын почти не реагировал.
В какой-то момент женщина перестала говорить и просто смотрела на сына. Он отвернулся и, казалось, не знал, куда себя деть от полного сострадания взгляда матери.
— Я схожу домой, — сказала она наконец, — отца надо подготовить, а то у него сердце шалит в последнее время.
Как только за ней захлопнулась дверь, Алёне стало легче и сложнее одновременно. С одной стороны она была рада остаться наедине с мужем (малёнькая дочь была не в счёт), с другой стороны — это её пугало.
Движения и взгляд Тимура были настолько незнакомыми ей, что казалось, в доме сидит чужой человек. Даже запах от него шёл другой. Алёне хотелось вернуть старого Тимура: весёлого и активного, подшучивающего над ней, ничего не боявшегося, легко относящегося к жизни.
Тимура, чьи шумные шаги гулко отдавались в их доме. И сейчас, слыша тишину за спиной, она была уверена, что муж продолжает сидеть на стуле, но, обернувшись, увидела его перед собой на расстоянии пары метров. От неожиданности она вскрикнула и чуть не выронила
Тимур отступил на шаг.
— Не слышала, как ты подошёл, — извиняясь, проговорила она, — раньше ты передвигался громче.
— Я научился быть незаметным, так безопаснее, — ответил он.
Мужчина сделал к ней несколько шагов, и свет от лампы упал прямо на бугор кожи на щеке. Алёна скользила взглядом по мужу, пытаясь найти знакомые черты на его лице и привыкнуть к тому, что видит сейчас.
— Не нравлюсь? — глухо спросил он.
— Я просто не привыкла пока, — ответила девушка. — Но я справлюсь. Мы справимся. Я уложу дочку, и поговорим, хорошо?
Тимур кивнул.
Алёна накормила Танюшку, муж в это время неподвижно сидел в тени у окна. Он дышал так тихо, что о его присутствии напоминала только возвышающаяся над стулом фигура.
Танюша ела спокойно, интереса к папе не проявляла, лишь поглядывала иногда, но и не капризничала. После еды Алёна отвела её в уголок, занавешенный шторкой: она придумала такое разделение комнаты, когда ей не спалось по ночам, и она сидела со свечами, а порой и лампой, когда была особо страшно. Чтобы свет не мешал дочери спать, Алёна разделила комнату плотной занавеской, закреплённой на протянутой от стены до стены верёвке.
Уложив ребёнка, Алёна присела рядом с мужем. Взяла его руку, что безвольно висела вдоль тела, и начала аккуратно разминать её. Не понимая, откуда знает движения, девушка разминала пальцы мужчины, кисть, предплечье.
Тимур сначала напряжённо смотрел на неё, потом немного расслабился и позволил прикасаться к себе. Растирая плечо, Алёна очень близко увидела полоску на шее мужа: она была красной, с едва зажившими потёртостями. Ей было страшно представить, откуда эта полоса на шее Тимура и какие события стоят за ней.
Когда в тишине спустившейся ночи скрипнула калитка, Алёна вздрогнула, вспомнив стук в дверь, за которым никого не было.
Но в этот раз послышался шум в сенях, и в распахнувшейся двери появился отец Тимура. Он большими шагами подошёл к сыну, не обращая внимание на мокрую грязь, сваливаюшуюся с его сапог на пол. Прижал Тимура к себе, потряс за плечи. И долго смотрел в глаза.
— Сынок, вернулся… — проговорил он негромко. — Ничего, и не такое видали. Где стол, хозяюшка? Сына ведь встретить надо! — обратился мужчина к Алёне. — А хотя какой стол… баньку надо. Я его пропарю, всю немощь выбью.
От последних слов Тимур чуть отшатнулся от отца.
— Пойдём, покурим, — продолжал пришедший.
Мужчины вышли во двор. Алёна осталась одна, убрала с пола жидкую грязь. Через некоторое время заметила, что баня, стоящая в углу её двора, топится.
«Значит, решили у нас париться», — подумала она, зная, что свёкор предпочитает свою баню.
Она собрала со стола всё, что было, взяла принесённую свёкром сумку с бутылками и отнесла в баню.
Мужчины сидели в предбаннике, вокруг них стоял плотный сигаретный дым. Казалось, он пропитан туманом прошлого, который вместе с колечками выходил наружу.