Ведьмино отродье
Шрифт:
Взгляд доктора Кеана стал серьезен.
— А что заставило тебя думать, что он ничего не оставит своей племяннице? Она сирота, он был ее опекуном.
— Конечно, в этом нет ничего необычного, но не один я предполагал, что, находясь перед смертью в определенном душевном состоянии, он изменил завещание…
— В пользу приемного сына Энтони?
— Да, я знаю, что и вы этого опасались, сэр. Но выяснилось, что они наследуют в равных долях, а дом остается Майре. Мистер Энтони Феррара, — он произнес это имя с особой интонацией, — даже не смог скрыть досаду.
— В
— Точно. Он лично присутствовал при оглашении завещания, опять закутался в одну из своих шуб — подумать только, ведь на улице настоящая Африка! На сей раз шуба была из виверры, подумать только!
Доктор Кеан постукивал по промокательной бумаге стетоскопом.
— Жаль, что ты так относишься к молодому Ферраре, Роб.
Роберт вздрогнул.
— Вам жаль? Не понимаю. Вы ведь сами прилюдно порвали с ним, когда умер сэр Майкл.
— И все же мне жаль. Сам знаешь, сэр Майкл поручил мне заботу о своей племяннице.
— И слава богу!
— Я тоже рад, хотя дело весьма непростое. Более того, он вменил мне в обязанность…
— Присматривать за Энтони. Да, да, но он же не знал, что из себя представляет этот человек!
Доктор Кеан повернулся к сыну.
— Не знал. По божьему благословению, он так и не узнал того, что открылось нам. Но, — отец пристально посмотрел в глаза Робу, — обязанность не стала от этого менее значимой, мальчик мой!
Молодой человек был в замешательстве.
— Но он же…
Доктор поднял палец, и слова замерли на губах сына.
— Я все понимаю, Роб, даже лучше тебя. Разве ты не видишь, как обещание связывает мне руки и заставляет молчать?
Роберт онемел, не зная, как реагировать.
— Дай мне время обдумать, что делать дальше, Роб. Признаю, что в данный момент я не могу примирить свою совесть с возложенными на меня обязанностями. Но дай мне время. Если можешь — только как формальность, тонкий политический ход, — не порывай с Феррарой. Ты его
не любишь, я знаю, но мы должны следить за ним! Есть и другие причины…
— Майра! — догадался Роберт и покраснел. — Да, понимаю. Вы правы. Но, господи, как же это тяжело.
— Советуйся со мной. На хитрость отвечай хитростью. Мальчик мой, мы видели, что тот, кто встает у него на пути, умирает таинственной смертью. Если бы ты изучал то, что изучал я, ты бы знал, что расплата, пусть и нескорая, неизбежна. Будь начеку. Я тоже приму меры предосторожности. Я не отрицаю, у нас есть враг, и действует он при помощи невиданного оружия. Возможно, я кое-что знаю о его методах и готов пойти на некоторые… меры. Но защитой, а для тебя единственной защитой, будет хитрость, коварство!
Роберт ответил резко и решительно:
— Он снимает роскошные апартаменты на Пикадилли.
— Ты там бывал?
— Нет.
— Навести его. Воспользуйся первой же возможностью и навести. Если бы ты не узнал обо всем еще тогда, в Оксфорде, мы бы до сих пор пребывали в неведении! Тебе никогда не нравился Энтони Феррара — он никому не нравится, но ты же навещал его в колледже. Продолжай наносить
Роберт встал и закурил сигарету.
— Вы правы, сэр! — сказал он. — Рад, что вы со мной. Кстати, как насчет…?
— Майры? Пока она остается дома. С ней миссис Хьюм и все старые слуги. Позже мы решим, что делать. Хотя ты сам можешь съездить и проведать ее.
— Так и поступлю, сэр. До встречи!
— До свидания, — сказал доктор Кеан и нажал кнопку звонка, чтобы Марстон проводил посетителя и пригласил следующего пациента.
Роберт Кеан нерешительно застыл на Хаф-Мун-стрит: вся его душевная борьба отражалась на лице. Он может отправиться к Майре Дюкен, и там его обязательно пригласят остаться к обеду; но не лучше ли пойти к Энтони
Ферраре? Он остановился на втором, пусть и менее приятном, визите.
Направляясь к Пикадилли, он обдумывал, не явится ли мрачная сверхъестественная тайна, известная ему с отцом, препятствием для успешной карьеры в журналистике. Она, волнующая, демоническая, постоянно отвлекала его от работы. Чувство яростного негодования, которое он испытывал по отношению к Энтони, становилось сильнее с каждым шагом. Феррара был пауком, сплетающим сеть, и в ней оказались доктор Кеан, сам Роберт — и Майра Дюкен. Остальные, попавшие в нее и притянутые в самое сердце нечестивого лабиринта, были уже пожраны. В сознании Кеана фигура Энтони Феррары приобрела очертания чудовища, упыря, злого духа.
Он уже поднимался по мраморным ступеням. Перед входом в лифт остановился и позвонил.
Феррара расположился в дорогой квартире на втором этаже. Двери открыл одетый во все белое слуга, явно родом с Востока.
«Опять чертовы театральные эффекты! — пробормотал Кеан. — Ему бы на концертах фокусы показывать».
С поклонами и улыбками посетителя препроводили в небольшую гостиную. Стены и потолок комнаты поражали ажурной ориентальной резьбой по сандаловому дереву. В нишах, или скорее в стенных шкафах, стояли прелюбопытнейшие вазы и другие сосуды. Двери были задрапированы тяжелыми, богато украшенными портьерами. Посреди мозаичного пола бил фонтан. У одной из стен стоял мягкий диван: дневной свет не доходил до него, и над диваном горел узорчатый светильник со вставками из синего стекла, придающий всему окружающему особую атмосферу. Серебряная мибхара или курильница, стоявшая сбоку от дивана, испускала слабый аромат. Слуга удалился.
«Святые небеса, — ворчал с отвращением Кеан, — так ему ненадолго хватит денег покойного сэра Майкла». Он бросил взгляд на дымящуюся мибхару: «Фу! Изнеженное животное! Это же амбра!»
Вся ненормальность этого логова восточной распущенности получила свой приговор из уст худого благовоспитанного шотландца со свежим чисто выбритым лицом и типично британскими манерами.
Смуглый дворецкий отодвинул занавес и жестом пригласил его в комнату, низко поклонившись, когда гость проходил мимо. Кеан оказался в кабинете Феррары. За каминной решеткой ярко пылал огонь, и в помещении стояла невыносимая жара.