Ведьмины камни
Шрифт:
«Известно ли тебе, кто твоя вирд-кона?» – спросил медведь.
Во тьме Ингвар не видел, как шевелится его пасть, и низкий голос, казалось, вливался ему в уши прямо из окружающей тьмы.
«Да. Известно. Это женщина по имени Снефрид… Она ведь живет здесь, в Мерямаа?»
«Именно так. Она живет здесь. Я знаком с нею дольше, чем ты живешь на свете, потому что она – и моя вирд-кона тоже. Мы с тобой связаны не только кровью, но и нитью норн. Снефрид могла бы оборвать нить любого из нас, когда пожелает, но она не станет помогать никому. Ни мне, ни тебе. Если ты так жаждешь власти, что готов
На глазах у Ингвара черная гора пошевелилась – медведь встал на четыре лапы, готовый уйти.
«Но есть еще одна плохая весть для тебя, – добавил он, обернувшись, и Ингвар снова увидел в ночи два горящих углями глаза. – Ты пытался одолеть меня чужими руками, на пути предательства. А ведь Всеотец все видит. Ты можешь оттянуть твою гибель – это пока еще в твоей власти. Но ты сам погибнешь по вине предательства – это не я решил, и этого я не могу отменить. Могу лишь обещать: если сейчас ты оставишь вражду, старый медведь Эйрик будет твоим другом там… во владениях Одина-Бурого. Как говорил Хникар:
Век человечий Меньше мгновенья, Позор же презренья Продлится и в смерти.Подумай, что ты уже сейчас можешь сделать, чтобы избежать посмертного презрения. Потом ведь будет поздно. Может быть, тебе целую тысячу лет придется ждать того, кто позаботится о твоей посмертной славе. А теперь прощай».
Красные угли погасли, воцарилась тьма… Огромный медведь исчез так тихо, что до Ингвара не долетело ни звука.
Проснулся Ингвар, когда в щель полога уже пробивался тусклый свет. Вздрогнул, вспомнив свой сон. Конечно, это был сон – он вовсе не помнил, чтобы возвращался на свою подстилку и укрывался плащами, но вот ведь он лежит укрытый. В том сне он разговаривал мысленно – наяву так не бывает.
Ётуна мать! Ингвар сел, сбрасывая плащи, потер руками лицо. На другой стороне шатра спал уже другой телохранитель – они успели смениться, и даже дважды, а он спал так крепко, что не слышал. Ну и сон, того коня в корягу! Даже сейчас теснило в груди от волнения. Что он сказал, черный призрачный медведь? Пугал смертью от предательства… посмертным позором…
Две нити! Та женщина, Снефрид, о которой рассказывала
Стоит ли всему этому верить? Сон был слишком ярким, связным и отчетливым, чтобы от него отмахнуться. Рассказать Свенельдичу, привычно подумал Ингвар? В делах иных миров побратим тоже разбирался лучше, но что-то мешало. Казалось, эта тайна доверена только ему, ему и стоит как следует все обдумать…
Ингвар выбрался на воздух. Дождь, слава асам, прекратился, хотя небо по-прежнему было в пелене. Какое же чувство свободы каждый раз ощущаешь, когда с неба на голову перестает падать мелко рассеянная вода – как будто тебя выпустили из-под сети и позволили идти куда хочешь. Такое доверие богов хочется оправдать…
– Ётуна ма-аать! – вдруг вскрикнул кто-то возле шатра, так что Ингвар вздрогнул.
В крике слышались изумление и испуг.
– Что ты, Хрольв? – окликнул Фарульв Лодочник от обильно дымившего костра. – Змея?
– Дерьмо! – глухо поправил Радорм, лежавший под навесом из лапника. – Глядеть же надо, куда ступаешь.
– Сам ты… Идите посмотрите!
Несколько человек подошли к Хрольву.
– Ого!
– Вот это… ётунова хрень…
– Да как же он сюда подобрался?
– И никто его не видел.
– Дозорные проспали все.
– Надо проверить – у нас люди-то все на месте? А то, может, унес Гуннара, а мы и не знаем. Ждем тут, пока он нам кашу сварит, а его самого уже в лесу доедают…
– Конунг! – сообразил кто-то. – Хьёрт, поди глянь – конунг-то цел?
Ингвар вышел на голоса, к кучке удивленных и встревоженных гридей. При виде его на лицах отразилось облегчение.
– Конунг, посмотри! – Сиггейр показал на землю. – Вот тут какой-то тролль бродил ночью…
Ингвар подошел, уже догадываясь, что увидит.
На мокрой от дождя земле меж шатров отпечаталось несколько крупных медвежьих следов – один, два… Потом начиналась трава, на ней следы терялись, а искать их в лесу желающих не нашлось…
– Медведь, говоришь? – Мистина, сидя на корточках, положил свою ладонь с вытянутыми пальцами внутрь отпечатка звериной лапы: далеко не маленькая, его ладонь поместилась там целиком. – С такими-то лапками?
Он выпрямился: с мокрыми волосами, с рубашкой на плече, которой вытирался на ходу. Проснувшись, полез купаться – как будто в воздухе ему недостаточно воды, – а выбравшись на песок, услышал крики возле конунгова шатра.
– А не думаешь ли ты, конунг, что это был тот Бурый, который еще зовется Одином?
– Что-то такое он говорил… – пробормотал Ингвар. – Я помню: он упоминал Одина-Бурого…
Вмиг по дружинному стану разнесся слух: к конунгу во сне являлся Один. Слух этот вызвал более тревоги, чем бодрости: Один редко приносит добрые вести.
– Что он сказал? – негромко спросил Мистина, когда они с Ингваром уже сидели под пологом конунгова шатра, глядя, как Гуннар Пузо пытается поддерживать уверенный огонь под котлом с кашей, а сырой дым бросает ветром из стороны в сторону. – Расскажешь? Или это тайна?