Ведьмины камни
Шрифт:
– Перестань, дорогая! – Эскиль опять опрокинул ее в солому. – Я же говорю: ничего не бойся! Я люблю тебя, все у нас будет хорошо! Немного смелости и немного удачи – так добывается счастье! Ты же любишь меня, я знаю! Тебе нужно только немножко смелости! Если бы все девушки были такими трусихами, у нас не было бы ни одного сказания!
Он стал целовать ее, но этим только увеличил ее испуг. Хельга мучительно ощущала свою беспомощность, и это начало ее злить.
– Это похищение! – пыхтела она, уворачиваясь от поцелуев и
– Охотно отвечу!
– Я не хочу…
– Но разве ты не сама прибежала ко мне? Служанки видели, что никто не тащил тебя из дома силой!
Ёлс твою ж овду, он прав! Бирна и Тияхти, еще кто-то мог заметить во дворе, как Хельга сама несется вдогонку за уехавшими санями. Если она проведет с ним ночь в той избе, трудно будет доказать, что она этого не хотела; даже Сванхейд подумает, что хотела, а потом передумала, испугалась своего решения, когда с беглецов спросили ответа! Отказываясь от Эскиля завтра, уже отдав ему свою честь, она будет выглядеть жалко. Ей не отмыться от позора этого бегства!
Поддаться, смириться? На миг эта мысль принесла Хельге облегчение. Пусть Эскиль делает, как задумал, а потом берет все на себя. От этого он не станет уклоняться – гордость ему не позволит, честь и жажда уважения в дружине не дадут отказаться от дорогой добычи, даже если она будет стоит жизни.
Но ей-то что делать? Отказаться от него – трусость и позор, смириться – предательство, позор… Даже если завтра им удастся выпутаться, сохранив жизнь.
И что же? Хельга лежала неподвижно, но мысль ее бешено металась. Выхода нет?
Она зажмурилась, надеясь, что эту тьму прорежет луч хоть какой-то надежды. Нет. Больше ничего. Беда неодолима… Сани мчатся, и с каждым ударом сердца она увязает все глубже в этом болоте…
Не открывая глаз, Хельга зашептала прямо в пахнущий холодом Эскилев кожух, внятно выговаривая каждое слово:
Мой милый живет на высоких ветрах, Мой милый летает на черных крылах, В небесном чертоге ты, я – на земле, Зову тебя, ворон, приди же ко мне!..Глава 8
За шумом от движения саней Эскиль не мог разобрать, что там шепчет девушка; «мой милый» могло относиться к нему самому, но какого-такого Хравна [19] она упоминает? Небесный чертог – не тронулась ли невеста умом от испуга?
Не зная, будет ли на призыв какой-то отклик – и какой? – Хельга не открывала глаз, прячась от тех неведомых сил, которые, возможно, ее услышали. И…
Порыв ледяного ветра навстречу – такой силы, что перехватило дух.
19
Слово
– Ётунова ма-ать! – Возницу опрокинуло, и он завалился прямо на Эскиля и Хельгу.
Сани толкнуло – лошадь попятилась, потом стала заворачиваться к ветру боком. Из тьмы по сторонам донеслись крики – всадники пытались управиться с испуганными лошадьми.
Ледяной встречный ветер не унимался, в нем появился снег.
– Давай! – Выпустив Хельгу, Эскиль сам поднял возницу. – Фроди, не спи!
– Да что ж это! – Тот с трудом встал и потянулся к вожжам. – Как будто сам Ётунхейм дыхнул…
– Бери вожжи, разиня! Тут немного осталось.
Но голос Эскиля почти потерялся в свисте ветра. Попытавшись открыть глаза, Хельга тут же закрыла их снова – ветер нес на них сплошную стену снега. Она попыталась закутаться в платок плотнее, Фроди и Эскиль вдвоем шарили, отыскивая вожжи, а лошадь пятилась, отступая под порывами метели.
– Вылезай! – Крича во все горло, Эскиль толкнул товарища. – Бери вожжи и веди ее. Она так не пойдет!
Фроди скатился прямо на снег, но они никуда не двинулись. Через какое-то время и Эскиль выбрался из саней и почти ощупью двинулся к лошади.
Ощутив, что осталась в санях одна, Хельга подумала, не сбежать ли. Но первая попытка взглянуть сквозь ресницы на метель отвратила ее от этой мысли: снегом залепляло лицо, ветер пронизывал насквозь. Она не сможет идти сквозь такую метель, она упадет через пару шагов и будет лежать, пока ее не занесет снегом. А найдут потом только весной… Она сжалась в комок, пораженная этим внезапным приступом гнева ётунов – тихий, слегка морозный вечер ничего такого не предвещал.
О своем призыве она уже забыла.
Сани качались – наверное, кто-то пытался вести лошадь вперед под уздцы, но та отказывалась идти. Потом сани дернулись, и Хельга вцепилась в борт – если она упадет, то не сможет опять сюда взобраться, а ее криков никто не услышит. Сани были в ее глазах легкой лодочкой в бурном море метели, единственной надеждой на спасение.
Сани продвинулись вперед на шаг. Еще на шаг…
А потом метель улеглась так же внезапно, как возникла.
– Да ёт-тунова кочерыжка… – донесся до Хельги изумленный хриплый голос, и, слыша его, она осознала тишину вокруг.
Она подняла голову: воздух был чист и тих. Светила луна, вокруг простиралось широкое, гладкое полотно свежего снега, усыпанное серебряными искрами.
– Троллева шишка! – Фроди, сам засыпанный снегом, стоял на коленях, обеими руками держась за сани, и темная борода его совсем побелела. – Что это было?
– Не знаю, ётуна мать! – Эскиль обнаружился впереди, возле лошади. – Вставай, Фроди, поехали. А то этот тролль сейчас опять как взмахнет своей шишкой…
– А где наши дренги?