Ведьмины камни
Шрифт:
– Может, это и неправда? – Хедин даже повернулся к нему и лег на бок, подпирая голову локтем. – Кто это сказал? Сам Ингвар?
– Это сказал нам грек. Что они, дескать, обсуждают такое условие. Я сказал, что мы могли бы договориться сейчас, пока еще никто нам не в праве запретить… А он, жаба волосатая, только вот так руками разводит – нельзя, мол, потому что сейчас между русью и греками нет вовсе никакого договора! Ётунова тьма! – Эскиль снова ударил кулаком по траве и выдернул пучок в досаде. – Вот мы влипли! Если они примут такой договор…
– То что? Ингвар же обещал отпустить вас тем летом. Вот и отпустит к Роману.
– Отпустит он! Еще небось возьмет за нас с Романа шелягов – по одному с головы! Продаст нас, как баранов!
– Но он не может продать вас куда захочет, если не захотите вы!
– Но может не пустить нас туда, куда мы хотим. Испугается, что если у Романа соберется слишком много сильной дружины, тот может и передумать… о чем они там договорились. Мы не потерпим, чтобы нами распоряжались, как рабами! Ты что, не понимаешь? – Эскиль с досадой глянул на Хедина.
– Понимаю.
– Но тебе плевать, потому что у тебя дома уже есть два быка, да?
– Чего ты кипятишься? Поди вон в реку окунись. Привезут ему договор, и поедете вы в ваш Грикланд.
– А ты давным-давно будешь у себя дома, стричь твоих двух быков, – насмешливо глянул на него Эскиль.
– Надеюсь, что так. – Хедин не стал уточнять, что делают с быками.
– И к тому же мы не хотим, чтобы нами распоряжался человек, у которого так мало удачи, – с угрюмым упрямством добавил Эскиль.
– Не так уж мало удачлив человек, – Хедин даже сел, чтобы подчеркнуть весомость своих доводов, – у которого под властью такие огромные земли, как у Ингвара, такая великолепная жена, к кому сам Роман прислал послов и дал такие богатые дары. Чего ему не хватает? В чем его упрекнуть? Только позавидовать!
– А то, – Эскиль тоже сел и повернулся к нему, – что все эти его блага добыты чужими руками! Все эти сокровища добыли мы – те, кто был с нами, с Хавстейном, с Мистиной. Эти земли и власть ему дала женитьба. А кто ему добыл жену, ты знаешь? Тоже Мистина. Это все принесла его удача. Вот кто должен быть нашим конунгом! А Ингвар даже не удержал ту жену, которую добыл сам, и ее теперь имеет вошеед!
Хедин быстро огляделся: не слышит ли их кто? Поблизости никого не было, только птицы щебетали в густых ветвях развесистых берез. Эскиль не случайно подошел к нему с этим разговором не в доме, полном людей, а на зеленом пригорке, откуда всякого подходящего за два перестрела видно.
– Верно Гудлауг тогда сказал: Ингвара боги наказали за то, что отнял у нас добычу и славу!
– Отнял? Вы получили, сколько положено.
– Мы могли взять втрое больше! В Вифинии и в Гераклее мы брали все, что нам нравилось – одежду, золото, вино, женщин! А тут нам выдали… – Эскиль скривился, – на уключину! Я ему не уключина!
Над светловолосой головой Эскиля порхали две бледно-желтые, золотистые бабочки, своей задорной легкостью словно бросая вызов его досаде. А может, это были души Хавстейна и еще кого-то из погибших, кого он не мог забыть.
– Ты что – норна? Или вёльва? Откуда знать, что нас ждало – может, что-то похуже Гераклеи! И опять огнеметы в Боспоре!
– Кто умирает как мужчина, получает славу и место возле Одина! Ты разве не за этим пошел в войско?
– Я? – Хедин сердито прищурился. Он вдруг заметил, что они оба почти кричат, и уже не нужно подкрадываться, чтобы услышать их разговор, и резко понизил голос. – Зачем я пошел?
Эскиль взглянул ему в глаза, потом его взгляд скользнул ниже, зацепился за небольшой серый камешек с отверстием, висевший на шее у Хедина, почти в ямочке между ключицами, и в лице что-то дрогнуло. Эскиль много раз видел этот «ведьмин камень», и каждый раз менялся в лице. Хедин даже думал, что из-за этого камня Эскиль и не может забыть свою неудачу с Хельгой.
Вот Эскиль отвел глаза и помолчал, глядя куда-то за Днепр и резкими движениями срывая травинки.
– Это было… это было нужно… не мне, – через силу выдавил он, и Хедин с изумлением понял, что Эскиль чуть ли не пытается попросить прощения. – Это было нужно Ингвару. Мне-то все равно, кто правит в вашей Силверландии… или Меренхейме, как оно называется? А, Страна Бобров. Мне все равно, платит ваш Эйрик дань Ингвару или нет. Разве что он сделал бы меня там хёвдингом, но это едва ли. И то, что ничего не вышло, – он заставил себя улыбнуться, – тоже вышло потому, что у этого человека мало удачи!
– Ну, меня это не касается. – Хедин отвернулся. – Я вот-вот уеду на север. Кто правит в Киеве – не мое дело, здесь не мои конунги.
– Да ну? – Эскиль насмешливо прищурился. – Ошибаешься. И твое дело, и конунги тоже твои. Ингвару-то не все равно, платит ли Эйрик ему дань. Он теперь думает, что воссел на божественный престол рядом с Одином и во всем ему равен. Будет требовать от Эйрика подчинения, хоть он ему и дядя. Может, даже этой зимой поведет войско к нему туда, ты не думал об этом?
Хедин не смотрел на него. Разумеется, он об этом думал!
– Так что для тебя куда важнее, кто и как правит в Киеве, чем даже для нас! – продолжал довольный Эскиль. – Для тебя и твоих бобров было бы куда лучше, если бы Ингвар перестал быть здешним конунгом. И ты мог бы сам постоять за свой край. Если здесь что-то случится… если Ингвар погибнет… и его брат Тородд тоже… У них останется только младший, этот рыжий. А он – в руках Эйрика. Он сможет вовсе никогда его не отпустить. А взамен киевский князь – ну, новый киевский князь! – не будет спрашивать с него дани. Можешь даже женить рыжего на своей сестре, если хочешь! – великодушно позволил Эскиль, не забывший, что Логи-Хакон был его соперником.
Хедин молчал, глядя в даль и перебирая в мыслях все услышанное. Эскиль тоже молчал, ожидая ответа, и напряженность между ними была плотной, хоть потрогать.
– Ты меня подбиваешь… на измену?
– Ты – заложник, – надменно напомнил Эскиль. – Ты ему ничем не обязан. Он сам жил здесь в заложниках. А потом силой захватил престол и сверг с него собственную родную сестру.
– Я сказал бы это Одину, если бы его увидел. Но он-то сказал «проклят предатель» и велит не отворять мне.
– О-один! – протянул Эскиль и устремил долгий взгляд в небо. – Видно, у вас в Стране Бобров плохо знают Одина. Нет ему никого милее предателя. Тысячи добрых и смирных людей давно забыты. Они все одинаковые: родились в дыму очага и в нем же подохли, наплодив пяток таких же убогих козолюбов себе на смену. Они как песчинки на берегу, их имена никто и знать не хочет. А иной предатель – как скала в море. Его ждет долгая слава – и чем страшнее его дела, чем больше крови он прольет, тем та слава громче. Один сам и толкает людей на эти дела… кроме тех, кому подсказывает Фрейя.