Ведьмочка
Шрифт:
– Где ты был, Странник? Рассказывай!
Я даже не сразу сообразила, что она не ко мне обращается. А потом подумала: вот почему её никто не зовёт играть с собой. Наверное, Люська верно говорила – она и вправду "чокнутая". Нормальные люди сами с собой не разговаривают, да ещё и в другом роде. Пока я так думала, она задавала самой себе ещё вопросы, при этом делая паузы, как будто получая ответы
– А хочешь, я вас познакомлю? – вдруг спросила девочка, резко поворачивая ко мне голову.
– С кем? – застигнутая в врасплох, я опять не успела отвернуться
– С ним, – она кивнула на лавочку между нами.
– С кем с ним?
– С ветром.
Какое-то время я молча смотрела на неё: худенькая, загорелая до смуглости кожа, тёмные, почти черные, остриженные под короткое каре волосы, беззаботная открытая улыбка и светло-серые очень красивые глаза. С такой внешностью у неё через пару-тройку лет от ухажёров отбоя не будет, если только она не перестанет вести себя как дура. И тут я вдруг поймала себя на мысли, что этим словом при мне её ещё никто не называл, даже непримиримая Люська. Мне стало стыдно, и я осторожно сказала:
– Ты извини, но я здесь никого не вижу. Наверное, потому что здесь и нет никого. И вообще, мне домой пора.
– Точно нет? – она улыбнулась ещё шире, и в этот момент лёгкий ветерок словно невидимой ладонью погладил меня по лицу. Вы, наверное, скажете: "да мало ли, ветер подул посильнее". Но его, ветра, до этого момента вообще не наблюдалось с самого утра. Вообще! Ни одного дуновения! Полный штиль был!
– Не может быть… – прошептала я, глядя на девочку во все глаза.
Она вздохнула, прикрыла веки и сказала:
– Давай поиграем! В спину, пожалуйста.
Порыв ветра резко перекинул мои волосы через плечи, поиграл с ними секунды три и отпустил, напоследок закинув тонкую прядь мне в рот.
– А теперь в лицо, если можно, – также спокойно попросила девочка, и ветер бросил нам на колени щепотку пыли. – Хулиган! – засмеялась она, отряхиваясь. Потом достала из кармана какую-то яркую бумажку, подняла руку и разжала пальцы: – Держи.
Бумажка закружилась в воздухе и полетела над двором всё выше и выше, поддерживаемая ладонями ветра.
Несколько минут мы молча наблюдали за кружащейся в воздухе игрушкой Странника. А затем я вдруг спросила:
– И ты его слышишь?
– Как тебя сейчас.
– А… А что он говорит?
– Много чего. Например, что ночью гроза будет, ближе к утру.
– А какой он?
– Большой. И очень добрый. Если не сердить.
– А как его не сердить? – я запоздало поняла, что вопрос – глупее не придумаешь, но она обернулась ко мне, улыбнулась и ответила:
– Много как… А ещё он очень мудрый.
Какое-то время мне понадобилось, чтобы уложить всё случившееся в голове, а потом я задала последний вопрос:
– А как тебя зовут?
– Как бы ты меня назвала? – Странная девочка смотрела на меня с искренним любопытством, склонив голову на бок, и я вдруг услышала собственный голос:
– Ведьмочка… Ой! Прости! То есть… – Откуда пришло
– Договорились!
– Нет, я…
– Не бери в голову! Я же сказала: договорились, сегодня я буду "Ведьмочка", мне даже нравится. Вон, кстати, и твоя мама идёт. Так что, ещё увидимся!
Мама действительно шла по двору у неё за спиной, неся увесистые сумки. Взглянув на меня и увидев последствия моего "полёта", она, вздохнув, покачала головой, но ничего не сказала. Я привычно встала ей навстречу и, забрав сумку поменьше, потопала домой.
– Ключи за креслом поищи, – раздалось у меня за спиной. Я оглянулась, и "Ведьмочка" со своей открытой улыбкой помахала мне рукой. Каково же было моё удивление, когда, придя домой и с пыхтением отодвинув от стены массивное кресло, я действительно обнаружила за ним свои ключи. Я удивлённо повертела их в руках и, вздохнув, усмехнулась сама себе:
– Здорово! Что бы ещё такое потерять?…
Так началась наша дружба, удивительная и невероятная, которая продлилась целых девятнадцать лет.
Под утро в ту ночь действительно была гроза, и ветер, носясь над домами, ловил в свои ладони всполохи молний, гася их как свечные фитильки, чтобы они не мешали спать измученному жарой городу. А небо негромко посмеивалось над ним далёкими раскатами грома…
*
Прошло почти полгода с тех пор, как я познакомилась с Ярославой, так, оказалось, звали ту самую "Ведьмочку". Мы сталкивались с ней в школе – она была на год меня моложе – но я ни разу не видела её разговаривающей с другими девчонками. Всё время одна.
– У тебя вообще друзья есть? – однажды на переменке спросила я её, а она посмотрела на меня с улыбкой, взяла мою руку и вложила мне в ладонь один из своих бутербродов.
– Конечно, есть. Ты.
Как-то раз, после уроков возвращаясь домой, мне вдруг очень захотелось прогуляться вокруг школы. А что? Солнышко. Лёгкий морозец. Хорошо! На выбеленной инеем ветке плакучей берёзки пристроилась маленькая, голубая, как кусочек неба, синичка, нахохлила свою пушистую жёлтую грудку и звонко тенькала, поглядывая на меня то одним, то другим маленьким глазом.
– Ах, ты, какая красивая, – умилилась я. – Надо спросить у мамы кусочек сала и на балкон повесить. А ты ко мне в гости прилетишь и…
Но пташка вдруг что-то тенькнула на своём на птичьем, недослушав мой монолог, вспорхнула в небо, сделала круг и, снова спустившись, скрылась в дальних кустах. И тут я увидела…
Четыре или пять девчонок (считать мне тогда было некогда) стояли вокруг ещё одной в зелёном зимнем пальтишке и что-то говорили ей. Вот одна протянула руку и постучала по черноволосой растрепанной голове (рыжая меховая шапка валялась рядом), спустя секунду другая толкнула ссутулившуюся и прижимающую к груди руки девочку в спину и она упала на колени, с трудом удержав равновесие, чтобы не ткнуться лицом в снег, по-прежнему прижимая руки к груди…