Ведьмочка
Шрифт:
Знаете, я никогда в жизни до того дня так не орала. Я расшвыривала соплячек в стороны, даже не понимая слов, вырывающихся из моего рта. Я хватала их за что попало, по-моему, у одной из них даже оторвала меховую опушку с капюшона. Я понимала, что если они вдруг решат меня "проучить", быть мне битой по полной программе. И когда владелица того самого пострадавшего капюшона с воплем "ах ты, дура!" кинулась на меня, я уже мысленно попросила у мамы прощения за порванный новенький пуховик, скорее всего разбитое лицо и, как следствие, первый вызов родителей в новую
Но "вопящая" вдруг резко дёрнулась назад и не устояв, упала навзничь в накиданный школьным дворником сугроб. Секунду я не могла понять, откуда такое счастье и что сие значит, а потом Люськин голос всё объяснил.
– А ну, дёрнули отсюда, твари, пока я всем головы не поотвинтила!
Люська была девчонка высокая, я по сравнению с ней просто коротышкой казалась. Скорее всего, её и приняли за старшеклассницу. И, похоже, узрев нас двоих стоящих плечом к плечу, закрывая собой так и сидящую в снегу Ярку, нападавшие передумали продолжать свою атаку и, что-то выкрикивая, стали отступать, собирая разбросанные вещи. Минуту мы смотрели им вслед, а потом я вздохнула:
– Завтра маму в школу вызовут…
– ?
– Я капюшон порвала у одной. Наверняка расскажет.
– Не-а, – уверенно ответила Люська, – эти не расскажут. Они – шакалки. Себя под удар подставлять не станут.
Я обернулась к Яре.
– Ты как?
Она подняла, наконец, голову, и из прижатой к груди пригоршни высунулась маленькая ушастенькая головка серенького котёнка. Только один глазик у него сильно заплыл гноем и, наверное, ослеп. Люська опешила.
– Что? И мне вот из-за этого чуть по шее не навтыкали? – Яра молчала, только снова опустила голову и гладила испуганно попискивающего малыша за ушком. – Что хоть они с ним сделать хотели? Хотя нет, не отвечай. Я сама знаю, что они опять искали повод до тебя долепиться.
– Подожди: что значит "опять"? – Теперь я растерянно смотрела уже на Люську.
– То и значит! Я вообще удивляюсь нынешней осени: за три месяца её никто пальцем не тронул.
– А раньше?
– Лучше не спрашивай.
– И ты всё время её защищала?
На этот раз бойкая на язык белобрысая задира промолчала. Может и от морозца, но её щёки заалели маками.
– Делать мне больше не чего, – пробурчала она. А потом вдруг крикнула: – Мне вообще глубоко начхать на эту чокнутую!
– Но ведь ты всё-таки здесь, – вдруг робко улыбнулась Яра.
Люська фыркнула, круто развернулась и, подхватив модную сумку для учебников, пошла прочь.
– Спасибо! – крикнула ей в след Яра, но она даже не обернулась.
– Не обижайся на неё, она – хорошая. – Я присела на корточки рядом с девочкой. – Только, наверное, не знает пока об этом.
Ярка кивнула, продолжая гладить маленький пушистый комочек, умещавшийся у неё на ладошке.
– Я его домой возьму, – вдруг выдала она, и мои брови поползли вверх.
– Я-ар, он – больной вообще-то…
– Вылечу.
– Яра, ты не поняла: он – БОЛЬНОЙ. Плохо уже то, что ты его на руках держишь. Пойдём лучше его куда-нибудь пристроим
– Люди… – тоже тихо произнесла она. Потом обернулась и, как ни в чём не бывало, сказала: – Понимаешь, если не бояться, то не заразишься. – Я молчала, и она, не дождавшись от меня больше ни слова, встала с колен и попросила: – Проводи меня до дома, пожалуйста, а то мне неудобно будет одной всё это… Ну, ты понимаешь.
Я по-прежнему без единого звука закрыла её портфель, благо ничего из него не рассыпалось, нахлобучила ей на голову шапку и, чуть поколебавшись, потянулась к котёнку рукой.
– Если НЕ БОИШЬСЯ, – напомнила мне Яра, останавливая меня взглядом. И вдруг виновато улыбнулась: – Прости меня. Я больше так не буду.
– Хорошо бы, – тихонько сказала я в сторону, чувствуя, как постепенно перестают дрожать колени, и мир обретает прежнюю твёрдость…
Котёнка Ярослава назвала Дымок. Вылечивший ему глаз ветеринар сказал, что обратились к нему очень своевременно. И с тех пор это "шило", как называла Дыма мама Яры, носилось у них по квартире, по повадкам больше напоминая собаку и безгранично обожая свою маленькую хозяйку. С найдёнышами всегда так: они очень ценят людскую ласку, испытав, что такое Улица…
*
– Ты куда? – Люська в белой коротенькой шубейке, на коньках затормозила возле меня.
– Яру проведать, – я остановилась, задумчиво глядя на её ноги. Может, тоже сходить коньки достать… Вечер хороший, чуть морозный, снежок кружится и исчезает с глаз за пределами желтого прозрачного конуса света, падающего от уличных фонарей. Правда, темно уже, но именно сейчас почему-то кататься интереснее всего. Если очень размечтаться, то как будто на ледовой арене танцуешь. Нет, всё-таки сначала к Ярке, а уж потом и на коньки можно. – Я её сегодня в школе на переменке не видела.
– А-а… Тащи её тоже на коньках кататься, – как бы между прочим сказала Люська и, оттолкнувшись, заскользила дальше, оставляя на укатанной снежной дорожке перед домом длинные пунктиры следов.
Я улыбнулась. Всё правильно: гордость часто не даёт нам совершать правильные поступки, но ещё чаще мы путаем её с глупостью. И что самое плохое, и через то, и через другое бывает очень трудно переступить…
А вокруг всё также падал пушистый снежок. Тёмно-оранжевое от тысяч фонарей небо, укутанное низкими облаками, мягким брюхом огненного дракона нависало над крышами. Из темноты, с натоптанных снежных тропинок, тут и там выныривали спешащие по домам люди. А дети с радостными криками гонялись по большому двору маленького заснеженного города. Они были счастливы, ведь скоро начинались замечательные зимние каникулы. А значит, не за горами и волшебный Новый Год…
Конец ознакомительного фрагмента.