Ведьмы Плоского мира
Шрифт:
— Может, я даже пару песенок спою, — добавил он.
— А к'кое с'лдщее сл'во?
— П-мойму, золото.
— А-а-а-а…
Хьюл заглянул в свою кружку. Да, пьянство просветлению никак не способствует.
— Слушай, вроде ты пр'пустил одно «золото», — заметил он.
— Когда это? — удивился Томджон, на макушке которого красовался колпак Шута. Хьюл попытался вспомнить поточнее.
— Полагаю, — сказал он, собираясь с мыслями, — это случилось между «золотом» и «золотом». Так мне кажется. — Он снова заглянул в кружку. Та была
— Я плачу, — вступил Шут. — Но не плачу. Ха-ха-ха.
Он поднялся со скамьи и врезался головой в потолок.
С десяток жилистых рук, невидимых в полумраке пивной, напряглись, пальцы сжались вокруг верных топорищ. Та часть Хьюлова мозга, которая была еще трезвой и в ужасе созерцала свою пьяную в дугу сестрицу, заставила хозяина приветливо помахать рукой в направлении сплошной борозды ощетинившихся бровей.
— Все н'рмально, — выкрикнул Хьюл, обращаясь к заведению в целом. — Вы не обижайтесь на него! Он, эта, как его, ну, имбецил. А, да, Шут, вот он кто. Смешной такой Шут из этого, как его…
— Из Ланкра, — подсказал Шут, грузно бухаясь на скамью.
— Пр'льно… Это где ж такой… Кожная болезнь какая-то, а не город. В общем, не умеет он вести себя. За всю жизнь, поди, ни одного гнома не видел.
— Ха-ха-ха, — громко заржал Шут. — У нас гномов недорост… Ха-ха-ха…
Тут кто-то постучал Хьюла по плечу. Обернувшись, тот увидел перед собой бугристую, покрытую жесткой щетиной рожу, выглядывающую из-под железного шлема.
— Слышь, приятель, ты бы посоветовал своему приятелю потише веселиться, — поступило предложение из-под шлема. — А не то вскоре он будет пировать с чертями в преисподней!
Хьюл вперился в алкогольную дымку, медленно плывущую перед его глазами.
— А ты сам кто такой? — поинтересовался он.
— Я — Башнелом Громодав, — представился гном, ударив себя кулаком в обтянутую кольчугой грудь. — Так ты хорошо меня понял?
Хьюлу наконец удалось отчасти развеять дымку.
— Слушай, а я тебя знаю… — сообщил он наконец. — Ты — хозяин косметической фабрики, что на Бедокурной улице. На прошлой неделе я покупал у тебя партию грима…
На лице Громодава отразился панический ужас. И воинственный гном испуганно склонился над столом.
— Ты чего орешь? Тише ты, тише… — зашипел он.
— Ну точно! — обрадовался Хьюл. — Производства «Эльфийский Парфюм и Румяна Компани».
— Кстати, отличная штука, — проговорил Томджон, отчаянно пытаясь удержаться на чересчур узкой скамейке. — Номер девятнадцать, к примеру, румяна «Трупно-Зеленые». Мой отец вообще говорит, что лучше на Диске не найдешь. Просто класс…
Гном смущенно затеребил топорище.
— Ну, э-э-э… — промямлил он. — Вообще-то…
М-да… Но… Конечно… Нет, спасибо, в общем. У нас только самые лучшие ингредиенты.
— Этой штукой их и добываете? —
Брови Громодава вновь ощетинились, разом став похожими на импровизированную летучку тараканов.
— Слушай, а ты, часом, не из театра?
— Из него самого, — ответил Томджон. — Бродячие актеры. Нет, — поправил он себя. — Теперь уже оседлые актеры. Ха-ха. Вернее, сползающие с лавки.
Гном вдруг оставил в покое свой топор и плюхнулся на скамью рядом с Хьюлом. Лицо его озарилось крайним воодушевлением.
— Я у вас на прошлой неделе был, — сообщил он. — Чертовски здорово, скажу я вам. Там про парня и девчонку было. Девчонка, значит, замуж за другого вышла, за старика, а потом этот парень объявился, но ей сказали, что он умер, так она сначала места себе не находила, а дальше вообще яд приняла. Но потом оказалось, что тот человек был на самом деле совсем другим, только не мог признаться ей, потому как… — Громодав шумно высморкался. — В общем, все умерли. Очень трагично. Признаюсь, я всю дорогу домой рыдал. Она была такой бледненькой…
— Номер девятнадцать плюс слой пудры, — весело пояснил Томджон. — И чуточка коричневых теней.
— А?
— И еще пару накладных платков под жилет, — добавил Томджон.
— Чего он болтает? — повернулся гном к крупным — как бы ни страдал этот эпитет — авторитетам в трактире.
Хьюл ухмыльнулся, не поднимая глаз от своего пойла.
— Ну-ка, парень, представь им монолог Гретелины, — сказал он.
— Запросто.
Томджон поднялся, стукнулся головой о своды трактира, вновь опустился на табурет и в конце концов встал на колени, сочтя это достойной заменой. Приложив руки к месту, которое, если бы не пара шальных хромосом, было бы его бюстом, он заговорил:
— «Быть или не быть, вот в чем вопрос…» Пока Томджон произносил монолог, гномы, сгрудившись вокруг него, не смели вымолвить ни слова. Когда же у одного выпал из руки топор, все прочие яростно на него зашикали.
— «…Любовь моя, пью за тебя!» — закончил Томджон. — Выпиваю яд, переваливаюсь через зубцы крепостной стены, далее бегом по лестнице вниз, сбрасываю платье, облачаюсь в наряд Второго Комического Стража и появляюсь на сцене слева. «Ну и дела, чума на всех на вас…»
— По-моему, вполне достаточно, — спокойно заметил Хьюл.
Несколько гномов, опустив на лица шлемы, предавались безутешным рыданиям. Весь трактир дружно похлюпывал носом.
Громодав промокнул глаза кольчужным носовым платочком:
— Я такую грустную историю в первый раз слышу, — и уставился на Томджона. — Постой-ка! — вскричал он, пораженный невероятным открытием. — Да это же мужчина. Проклятие, а я по уши втюрился в ту девчонку на сцене! — Он подтолкнул в бок Хьюла. — Слушай, у него эльфов случайно в роду не было?
— Чистокровнейший человек, — разом опроверг все домыслы Хьюл. — Я и отца его знаю.