Ведомые 'Дракона'
Шрифт:
Аргументы Тимофея Евстафьевича, как всегда, были вескими. И что примечательно, они не только объясняли причину нехватки горючего, но и вызывали у каждого из нас чувство гордости за Советскую Армию, за тружеников тыла, которые под руководством родной партии мужественно куют победу над врагом. Так зорко видеть в малом большое - дано не всякому. И не каждый способен убедить других, разжечь у них неукротимое стремление бороться за это большое, не щадя ни сил, ни жизни. Да, Пасынок обладал глубоким зрением и крепкой силой убеждения.
В один из последних июньских дней, когда мы в ожидании горючего отдыхали в тени развесистого дуба, к нам подкатил юркий "виллис". Из машины вылезли командир дивизии полковник Корягин и невысокий человек в запыленном темно-синем костюме и берете. В одной руке гость держал небольшой портфель, в другой - видавший виды плащ-дождевик. Когда они подошли к нам, все вскочили, приветствуя командира.
– Разрешите познакомить вас, товарищи, со специальным корреспондентом "Правды" Ильей Эренбургом, - обратился к нам полковник Корягин. - Он хочет побеседовать с вами.
Вот так гость! Сам Илья Эренбург, известный писатель и публицист. Может быть, и не все из нас читали его романы и повести, но каждый был хорошо знаком с эренбургскими статьями в газетах. Написанные взволнованно, образно и хлестко, эти статьи всегда встречались с интересом, перечитывались и хранились. Они воспитывали у нас ненависть к фашистам, воодушевляли на беспощадную борьбу. Пожалуй, в военные годы никто из публицистов не пользовался у нас таким высоким авторитетом, как Илья Эренбург.
Вначале летчики, конечно, оробели от такого знакомства и не знали, как себя вести и что говорить. Нам казалось, что с писателем, да еще с таким, как Эренбург, надо разговаривать как-то по-особому: степенно, умно и без лишних слов. А он, видимо поняв наше состояние, улыбнулся, неторопливо раскурил трубку и сказал:
– Экие вы робкие на земле... а в небе я бы, пожалуй, побоялся с вами встречаться. В качестве врага, конечно.
Все засмеялись. Шутка Эренбурга как-то сразу сократила кажущуюся дистанцию между ним и нами, придала беседе откровенный, непринужденный характер.
– Я часто бываю в войсках, - продолжал Эренбург, - но у летчиков редко. Как-то так получается... Считаю, что это упущение, и я его постараюсь исправить.
– Товарищ Эренбург, - спросил расхрабрившийся Василий Мельников, - а о летчиках вы не собираетесь книгу писать? А то большинство писателей занимаются пехотой - Алексей Толстой, Шолохов, Симонов, Твардовский... Обидно, как будто и не заслуживаем...
– Что ж, справедливая обида, - Эренбург задумчиво обвел взглядом летчиков. - Только писать про вас трудно. Надо много знать об авиации, а лучше всего - самому стать летчиком, чтобы, как говорится, своей шкурой все прочувствовать. Тогда и книга добрая получится. А ведь летчиком стать - не то что пехотинцем.
–
– Знаю, но не скажу, - Эренбург шутливо погрозил Мельникову пальцем. Мы тоже обязаны соблюдать писательскую тайну. Скажу, что такой-то работает над книгой, вы и навалитесь на него. А он за это время, может быть, уже раздумал. Тогда меня за разглашение тайны - под трибунал, да и его не помилуете. Верно?
– Точно. В авиации любят порядок, - согласился Анкудинов и, будучи старшим в нашей группе, спросил: - Вас, должно быть, что-нибудь интересует? А то мы отвлекаем вас своими вопросами.
– Да, интересует, хотя и вопросы ваши далеко не безынтересны. Эренбург раскурил потухшую трубку. - Скажите, чем изменились немецкие летчики за последний год?
– Нахальства поубавилось, - после небольшой паузы ответил Иван Федоров, - и трусливее стали.
– Значит, легче стало воевать против них?
– Легче, но не легко, - сказал Анкудинов. - Если у фашистов меньше сил, то стараются удрать, если больше - редко выходят из боя. А решили драться, то дерутся на совесть. Хвост не подставляй - откусят.
– Это интересно, - Эренбург повернулся к Анкудинову. - А мне недавно один генерал - он, правда, не летчик - говорил, что немецкие летчики сейчас морально подавлены, убиты. И что, мол, нашим остается лишь их добивать физически...
– А вы поговорите с нашим генералом - с Савицким. Он недавно едва выскочил из клещей "фоккеров", - сказал Анкудинов, имея в виду тяжелый бой, проведенный командиром корпуса и его ведомым с четверкой вражеских самолетов.
– Обязательно поговорю, - Эренбург достал из портфеля блокнот и что-то записал. - А теперь прошу ваши вопросы. И без всякого стеснения.
Мы переглянулись. Все-таки робость не проходила. Да и стоит ли отрывать время у человека, который занимается таким большим и нужным для всех делом? Выручил, как, впрочем, всегда, майор Пасынок:
– Вы не знаете, как реагируют фашисты на ваши выступления в газетах?
– Злобно, - ответил Эренбург. - Геббельс даже про меня книжонку написал. Наврал с три короба. Этот сукин сын утверждает, что у меня есть незаконнорожденный ребенок от бразильской королевы.
– Над чем сейчас вы работаете?
– Над статьей в "Правду".
– Она тоже будет разоблачать звериное лицо фашизма?
– Да! - Эренбург улыбнулся, почувствовав какой-то второй смысл в вопросе Пасынка. - Вы хотите спросить, не надоело ли мне все время писать об одном и том же? Отвечаю вопросом: а вам не надоело летать и ежечасно рисковать своей жизнью?
Тимофей Евстафьевич, конечно, не имел в виду придавать такой смысл своему вопросу и, естественно, расстроился. Но Эренбург заверил его, что пошутил.