Ведомые
Шрифт:
Наши взгляды встречаются — двойной удар в сердце и живот. Он никогда не улыбается на работе, никогда не показывает эмоций. Но сегодня я почти теряю равновесие, потому что он делает это. Он еще как это делает!
Его зубы сверкают белизной на загорелом, совершенном лице, на одной стороне появляется маленькая ямочка. Черт возьми, я не могу дышать.
Габриэль спрятан в тени. Он так красиво сложен, что выглядит неприкасаемым. Скала. И эта улыбка — моя погибель. В ней вся радость толпы. Она отражает мои трепет
Я понимаю, что он любит эту часть жизни, просто никогда не показывает. Теперь он позволяет мне это увидеть. Этот мужчина за кулисами.
Они его неправильно понимают. Габриэль не холодный и бесчувственный. Он просто прячется. Я хочу выпустить на свободу всю мощь и бурлящие эмоции, которые он скрывает.
Однажды я получу их. К черту гордость, я буду давить и дразнить. Это единственный известный мне путь, чтобы разрушить его стены. И если он, в конце концов, меня не захочет, я найду возможность пережить потерю.
Рабочий сцены встает между нами, торопясь подготовить следующую гитару Джакса. К тому времени, как он проходит, Габриэль удаляется, прогуливаясь по краю сцены, его орлиный взгляд блуждает в поисках потенциальных проблем. Его перехватывает музыкальный продюсер, и они останавливаются поговорить.
Киллиан играет жесткий рифф, и я вырываюсь из тумана, возвращаясь к концерту. Время летит в вихре звуков и красок.
К моменту окончания концерта во мне бурлит энергия. Обычно я уставшая, но не сегодня. Ребята говорят о походе в клуб, и я обеими руками за. После прохладного душа, в котором так нуждалась, переодеваюсь и рвусь в бой. Наношу красную помаду и покидаю ванную, чтобы обнаружить ждущего меня Габриэля.
Я никогда не привыкну видеть его. Этот мужчина слишком красив. Он прислонился к двери в ванную, руки в карманах отлично сидящих джинсов. Белая футболка плотно обтягивает его широкие плечи и натягивается на бицепсах.
Если бы в мире существовала хоть какая-то справедливость, без костюма он выглядел бы нелепо. Однако любая одежда на нем сидит хорошо. Осматривая меня, он искривляет уголок рта.
— Я думал, что обнаружу тебя в пижаме.
Слова звучат почти расстроенно.
— Хочешь установить для меня комендантский час, Солнышко?
Взяв со столика маленький клатч, забрасываю в него помаду и ключ от комнаты.
— Ты будешь его придерживаться?
— А ты как думаешь?
Он недолго смеется низким смехом.
— Думаю, тогда мне придется спать с одним открытым глазом.
Боже, не напоминай, что мы спим вместе. Не сейчас, когда только я могу видеть его таким в уединении нашей комнаты. Когда он наблюдает за тем, как я собираюсь, как будто имеет на это право.
Мне становится все труднее и труднее не наброситься на него.
Вместо
— Никогда бы не догадалась, что у тебя есть джинсы.
— Таскал их с десяти до двадцати одного года, — легко отвечает он.
— Пока не стал «Мужчиной в костюме».
— «Мужчина в костюме» сегодня отсутствует. — Он следит взглядом за моими движениями. — Куда собираешься?
— Парни хотят потусоваться по клубам.
— Я такое слышал.
— Думала к ним присоединиться. Ты тоже идешь?
— Нет. У меня другие планы. — Он отталкивается от двери и выпрямляется. — Пойдем со мной.
Звучит как приказ, но с мягким, словно масло, напором, скрытым за требованием.
— А куда ты собрался?
Это тактика затягивания, потому что, ну кого я обманываю? Пойду с ним, куда бы он ни направлялся. Однако я не хочу, чтобы он это знал.
Габриэль сверкает еще одной редкой полноценной улыбкой, еще сильнее разрушая мою решимость.
— Это секрет. Чтобы узнать, ты должна пойти.
Драматическим жестом я кладу руку на сердце.
— Черт с тобой, Солнышко, ты использовал против меня мою же слабость.
— Любопытство сгубило кошку. Да, я знаю. Это означает, что сопротивляться ты не можешь. — Он кивает на дверь. — Идем, Болтушка. Вся ночь впереди.
Сейчас два часа ночи, но Мадрид только разогревается. Я собираюсь застегнуть крошечные пряжки босоножек на высоких каблуках, но останавливаюсь.
— Они подходят для того места, куда ты меня ведешь, о, таинственный?
Скользнув взглядом по моим голым ногам к месту, где небесно-голубой сарафан прикрывает бедра, он слегка прикрывает веки и делает непроницаемое выражение лица.
— Ты красавица.
О, этот голос, такой рокочущий и грубый, глубокий и богатый, как горячее какао и намазанный маслом тост! Одному мужчине не стоит обладать такой властью. Два слова не должны заставлять мои бедра сжиматься, а кожу — становиться чувствительной.
Может, именно это заставляет мои ступни подняться на носочки, чтобы представить ноги в наилучшем свете?
— Уверен?
Провожу рукой по бедрам, приподнимая подол, чтобы показать немного больше кожи.
Ноздри Габриэля трепещут. Широкая мускулистая грудная клетка расширяется и медленно сужается, когда он выдыхает. Столь явная попытка успокоиться посылает через меня поток чистого тепла, а колени почти подгибаются.
— Софи, — произносит он тихо и натянуто.
— Да?
Черт, слова звучат с таким придыханием!
— Кончай валять дурака.
Я широко улыбаюсь. Попался. Пожимаю плечами и позволяю подолу опуститься на ноги прежде, чем направиться в сторону двери, немного сильнее покачивая бедрами.