Ведомые
Шрифт:
Понимая это, я решаю сосредоточиться на дыхании и тихом гуле самолета, так что вскоре отключаюсь.
Глава 3
Софи
Думаю, меня разбудил звук сигнала «пристегните ремень». Сперва я так растеряна, что даже с трудом понимаю, где нахожусь, чувствуя лишь вибрацию и слыша шум. А еще здесь очень темно. Затем я вспоминаю, что сплю в маске. Приподнимаю ее и несколько раз моргаю, чтобы проснуться.
Самолет трясется, будто кулак,
Но я слышала звук сигнала или нет? Вот только где на этой кровати ремни безопасности? Я ощупываю всё рядом с собой и натыкаюсь на нечто твердое. Бедро. Вспоминаю о Габриэле и том, что он очень плохо переносит полеты. Бросаю взгляд в его сторону и понимаю: дело — дрянь. Он лежит, замерев, будто доска, прижав кулаки к бокам и не выражая ни эмоции. Вы бы подумали, что парень помер. Вот только он еще и задыхается, а его кожу покрывает заметный слой пота.
Я не виню его, в таких-то условиях. Ужасная турбулентность. Самолет так сильно бросает, что моя задница рискует слететь с кровати.
— Солнышко, — шепчу я.
Он меня не узнает. Уверена, его челюсть заклинило.
Подвинувшись ближе, я осторожно касаюсь его плеча и обнаруживаю, что парень дрожит.
— Эй, — говорю успокаивающим голосом. — Всё в порядке.
В этот момент самолет бросает на несколько футов вниз, словно насмехаясь над моим заявлением, так что в результате его голова откидывается от меня чуть дальше. Кожа Габриэля абсолютно бледная, а его дыхание учащенное.
— Отвали. Блин.
— Не могу, — я придвигаюсь ближе. — Послушай, знаю, ты не хочешь, чтобы я это видела. Но я уже здесь. Позволь мне помочь.
Он втягивает воздух через стиснутые зубы.
— Отвлечение в виде шуток о минете сейчас не сработает.
— Знаю. — Я и правда переживаю о нем. Похоже, парень действительно на грани серьезной панической атаки. — Вот что мы сделаем.
Я отодвигаю одеяло и ползу к нему.
Глаза Габриэля округляются, когда он резко спрашивает:
— Что ты делаешь?
— Обнимашки, — говорю я ему.
Можно сказать, что он становится даже более взволнованным, и, уверена, если бы мог двигаться, то уже отстранился бы.
— Что? Нет.
— Да.
Я устраиваюсь рядом с ним. Боже, а он холодный. Я сажусь. Парень вздыхает с заметным облегчением, но я просто укрываю его ноги и себя одеялом и снова ложусь рядом.
Он ерзает, без толку пытаясь отстраниться, но уже лежит на краю. Дальше двигаться некуда.
— Это очень против правил...
— Ага. Но мы это делаем.
В нормальной ситуации я бы не осмелилась принуждать кого-нибудь к подобному. Но он уже сосредоточился на мне вместо турбулентности, а это шаг в верном направлении. Я опускаюсь щекой ему на бицепс. Мышца твердая, но прямо сейчас вздрагивает.
Он откашливается.
— Я не...
— Ты в шаге от полной потери самоконтроля. Прими истязания телесной неги.
Его руки вздрагивают, когда Габриэль пытается не поднять их, хоть и на самом деле хочет. А затем
Контакт кажется таким приятным. Даже слишком. Потому что, черт побери, от прикосновения к нему — настоящего прикосновения — меня накрывает прилив тепла и удовольствия. Все нервные окончания в моем теле, кажется, воспаляются и требуют внимания. И это столь неправильно в данной ситуации. Я же тут ради помощи бедному мужчине, а не для того, чтобы трахнуть его.
Не представляю даже, о чем он думает. На секунду Габриэль обнимает меня. Или, скорее, держится за меня, будто за спасательный круг. Дрожь пронзает его тело, но, очевидно, он борется с ней.
— Ш-ш-ш, — бормочу я, гладя его по груди. Такой красивой груди под всей этой одеждой — широкой и рельефной. Его сердце бьется под моей ладонью, и я чувствую, как парень глубоко вдыхает. — Просто подумай обо мне, как о твоей дружелюбной соседке.
Он снова смолкает, прежде чем из него вырывается очередной вопрос.
— То есть ты утверждаешь, что сделала бы подобное для кого угодно?
Я устраиваюсь поудобнее.
— Нет. То, что ты безумно сексуален, безусловно, сыграло свою весомую роль. Мне повезло облапать тебя, прикрываясь гражданским долгом.
— О, да ради бога.
Улыбка растягивает мои губы.
— Повтори это с ноткой возмущения. — Знаю, большинство людей с удовольствием прижались бы к горячему парнишке. Мне не сложно в этом признаться.
Он фыркает, даже когда его ладонь накрывает мою руку. Длинные пальцы поглаживают мою кожу, пока не замирают.
— Твоя честность поражает.
— Знаю. А теперь цыц, я наслаждаюсь процессом облапывания, — я провожу рукой немного вниз, ощущая твердый пресс и влюбляясь в то, как напрягаются его кубики, когда Габриэль задерживает дыхание.
Я дразню его, но, черт, у него отличное телосложение. Вынуждаю себя остановиться. И только когда я так делаю, он напрягается, а дрожь возвращается. Я осознаю, что мои поглаживания всё же успокаивали его.
Так что воспринимаю это в роли зеленого света. Устраиваясь в его объятиях, я глажу парня по груди и напеваю себе под нос. Он медленно расслабляется, его тело чуть сильнее поворачивается к моему, а моя грудь прижимается к его ребрам. Самолет продолжает прыгать и трястись, и приходится постараться, чтобы сохранить его спокойствие. Каждый выигранный мною дюйм турбулентность крадет прямо у меня из рук.
— Думаю, нам стоит назвать наших детей цифрами, — говорю я Габриэлю.
Его мышцы бугрятся и двигаются у меня под щекой. Мне почти слышно его размышление насчет ответа.
— Осмелюсь спросить, почему? — наконец-то говорит он.
— Потому что у нас их будет столько, что так проще. Мы сможем сделать, как король в «Звездной пыли». Уна, Секундус, Септимус...
— Это кажется чересчур жестоким. Подумай о том дерьме, которое ждет их в начальной школе.
— Они будут слишком суровыми, чтобы над ними осмелились издеваться. И вижу, ты воодушевился данной идеей.