Ведун
Шрифт:
— Так что да, имущество действительно отходит анклаву, но только если есть неопровержимые доказательства смерти наследника. И это никак не вот такое невнятное фото, — отбросил я его от себя. — Почему те, кто это тело сфотографировал, больше ничего не предоставили, что могло бы его идентифицировать? Ладно тряпье, его животные хорошо попортили, но вот… да хотя бы жетон, — достал я его из кармашка и стукнув им об стол, где он под моей рукой, из-за кратковременного импульса магии, засветился зеленым. — Или, по их версии, его тоже звери сожрали? — снова меня злостью накрывать стало. — Почему вы все поверили?
Высказывал им, а думал о своем деде. Почему он об этом не задумался, когда сердце себе останавливал? Меня предупреждал быть осторожным, думать, прежде чем делать, а сам…
«Дед, блин, как же так?»
Видимо из-за того, что он и так уже готовился умирать, увидев это фото и… поверил. Тем более его ему недоброжелатели, можно сказать — враги, предоставили. Им — поверил.
Меня даже затрясло, если бы этого уже не сделал, сейчас бы опять с удовольствием пошел Тарноруцкому голову отрезать. Поспешил сигариллой затянуться, так успокаиваясь — в несколько глубоких затяжек ее докурил.
Дождавшись, пока я окурок в пепельнице затушил, снова заговорил Цапыгин, и, тварь такая, видимо не столь он и невозмутим, не понравились ему мои слова, отвык от такого к себе обращения, вот по больному и ударил в ответ:
— Все поверили, Саша, в том числе и твой дед! Так что не нужно на нас всё спихивать.
Меня снова затрясло, глаза кровью наливаться стали, но тут его одернул Талицкий:
— Не жести, Сергей! По делу давай.
— Тут стоит начать с того, — по делу начал говорить Корзун, видимо для этого его с собой Цапыгин и взял, а не для того, о чем я было подумал, — что отношения Тарноруцкого и ведуна Кокора, — кивнул он в мою сторону, имея в виду моего деда, — именно благодаря Саферову и испортились. Видя, что нормальных наследников у Виталия Сергеевича нет, одни девки рождаются, тот сделал всё от него зависящее, чтобы Василий Андреевич ему не помог.
— И в чем его интерес? — спросил у Корзуна Талицкий, в то время как я молча сидел, слушал.
И то, что я слышал, мне не нравилось! Если судить по началу рассказа, то Тарноруцкий вообще жертвой получается, во всём негодяй Саферов виноват. И тут я такой, невиновному старику голову отрезал, ай-яй-яй как не хорошо. Не удивлюсь, если они потом, к концу рассказа, типа простят меня, но, как до этого деда, чуть ли не за бесплатно попытаются заставить залет отрабатывать. Именно что попытаются, так как я, как и дед, пошлю их в дали дальние и темные.
— Да простой у него интерес! Он решил всё нажитое Виталием к своим рукам прибрать. Понимал, что случись у того прямой наследник, дочкам своим, а значит и ему, мало что достанется, раз они не захотели и не смогли пацана родить. Так что в этом отношении и делал всё возможное, постепенно перенимая у Тарноруцкого дела, при этом входя во вкус и замахиваясь на ранее недостижимое.
— А Виталя что, не видел?
— Может и видел, да не осознавал, что недолго ему оставалось жить, — вместо Корзуна отвечать Талицкому взялся сам Цапыгин. — После нас и он бы скончался скоропостижно. Так что тут наш молодой воскресший друг немного поторопился и опередил события. А жаль, много вопросов у нас к покойному осталось, ответы на которые не мешало бы получить.
«Ну
И эта улыбка Цапыгину не понравилась, хмуро взглянув на меня, он снова к Талицкому повернулся.
— Виталя лично с Царевым встречался, и о чем они договорились, Саферов не знает. Но…
— Подожди, — перебил Цапыгина Талицкий. — Царев — это который костромский купец?
— Он, — кивнул Цапыгин. — Встречались они с ним на Волге, разговаривали сам на сам, и о чём договорились, никто не знает. Но именно после той беседы всё и началось: Саню вроде как убили, — кивнул он в мою сторону. — Василий помер, а вместо него новый ведун появился.
— Так он что…
— Нет! — не дал мне договорить Цапыгин. — Ведун этот не в теме, его просто из Костромского анклава выжили, можно сказать, продали Тарноруцкому. Так как он был прямым конкурентом семьи ведуна Раздольского, на которого Царев и работает.
«Ну да, продали Тарноруцкому, а жена этого ведуна твоим людям звонила, о моем там появлении».
Но говорить этого не стал, просто кивнул, мол услышал. Видимо Цапыгин решил под свое крыло нового ведуна взять, воспользовавшись ситуацией, вон как защищает. Ну, пусть защищает, если действительно невиновен, то не трону, анклаву ведун и вправду нужен, так как я сам не собираюсь надолго здесь задерживаться.
Дальше разговор прервался, к нам сама Анна Валентиновна вышла, к столу всех пригласила. Пока обедали, прошлую тему не поднимали, им и так было о чём поговорить, а я с Ванькой всё больше молчали, только на вопросы иногда отвечали.
Как не хотел Цапыгин, а признавать официально меня всё же пришлось, соответственно и дом мне возвращать. Об одном попросил, чтобы пришлого ведуна с семьей я не выгонял, позволил немного у меня пожить, пока им новый дом подберут и обустроят.
— Пообщаюсь с ними, тогда и приму решение! — Не стал я ни да, ни нет говорить.
Вслед за Корзуном и Талицким вошел во двор, калитка была не заперта, да и вся семья пришлых во дворе обнаружилась, на лавочках сидели и видно, что нас ждали, видимо предупредили их заранее.
Последним во двор Цапыгин вошел и пока по дорожке шли, его вперед пропустили. Иван Андреевич Талицкий чуть в сторону отступил и принялся за всем происходящим с интересом наблюдать. Корзун тоже не спешил рот открывать, хмуро глянув на меня, перевел взгляд на семью ведуна, вставших с лавки при нашем приближении. Я тоже замер, не доходя нескольких шагов до них и уронив рюкзаки себе под ноги, принялся внимательно их рассматривать.
Уже знакомая черноволосая женщина, что мне о смерти деда сказала. Стройная спортивная фигура, как будто и не рожала, но по бокам к ней прижавшись стоят двое детей, лет пяти-шести, девочка, очень на нее похожая и паренек, но этот внешне папин сын. Папа же ростом чуть ниже жены крепыш, видимо бывший спортсмен, стоял с семьей рядом, чуть впереди, и по лицу видно, что ничего хорошего он не ждет от нашего визита. Да и жена его, та тоже в непонятках. Видимо предупредили что придем, но не сказали зачем. Вот и гадают они теперь, какого мы сюда такой толпой заявились.