Веер маскарада
Шрифт:
Местное харчевально — питейное заведение представляло собой всего — навсего обычный дом, хозяин которого выделил первый этаж под зал. Грубо сколоченные столы и стулья ютились в не самой большой комнате, потолок подпирали дубовые бревна — колонны, заменившие несколько стен дома. Все выглядело настолько шатким, что я неосознанно вздрогнула, хотя едальня, не смотря ни на что, не собиралась развалиться через минуту, устроив всем присутствующим деревянное надгробие.
Хозяин этого заведения радушно меня поприветствовал, сразу признав, кто перед ним. Я выбрала себе столик в углу, откуда отлично можно
Узнав, что подают в едальне в этот вечер и вообще, я, помня о щедрости Академии, заказала себе ребрышки, картошечку, целую тарелку свежей зелени и кувшин кваса. В ожидании этого незатейливого ужина я осторожно приглядывалась к местным. Карра здесь не было, это я определила только войдя в зал, так что мне оставалось лишь расспросить о сокурснике хозяина.
Мысленно продумав вопросы хозяину едальни, я беззвучно разочарованно застонала, когда заказ принесла девушка — подавальщица. Она с таким плохо скрываемым раздражением на меня глянула, что я невольно поежилась, хотя давно уже было пора смириться с подобным.
Юных девушек, особенно далеко от больших городов, воспитывали в строгости, прививая только те житейские ценности, что были в почете у их мам и бабушек. Иногда Эвила напоминала мне при встрече, но чаще всего в письмах, что годы идут, и чем дальше, тем меньше у меня шансов найти себе достойного супруга знатной фамилии. Почему-то сестра пребывала в уверенности, что я сама себя загоняю в угол, предпочитая учебу такому важному делу для каждой женщины, как муж и дети. Она с самого начала не очень одобряла идею Академии, но, в отличие от Ольмы и тетушки Севиль, старалась донести свои мысли мягко, ненавязчиво.
Старшая сестра, наоборот, радовалась моей учебе, но не из-за того, что я делала успехи в магии. Ольма выдела в этом выгоду для себя и своего сына, хотя и опасалась, что однажды я сяду — засяду в Алоре такой же безвылазной тенью, как тетушка, требуя внимания и содержания, достойного княгини.
Годы мелькали, и я, сама того не заметив, переросла любой возможный брачный возраст по меркам княжеств. Сначала за спиной шептались, а потом на приемах в других княжествах, куда нас приглашали, мне в лицо стали говорить не самые приятные вещи.
Юным особам, едва отпраздновавшим семнадцатилетие или восемнадцатилетие, я представлялась страшной древней болотной ведьмой, от которой ничего хорошего ожидать нельзя. Еще бы! Двадцать один год в их понимании возраст уже почтенный. В такие лета обряжаться в светлые тона, как юной девушке, мне не пристало.
Взгляд подавальщицы не нервировал, но немного раздражал, как жужжание комара над ухом. Дождавшись когда она уйдет, я с облегчением приступила к трапезе, уже дружелюбнее воспринимая и обстановку, и немногочисленных выпивох. Из-за шторки в углу выглянула невысокая дородная женщина, обозрев зал и задержав на мне взгляд. За ее спиной маячила подавальщица, похожая на омолодившуюся копию стряпухи. Если дочка пойдет в мамочку, то будущему супругу нужно с самого начала делать дверные косяки пошире…
Вдруг
«Пеля и братья», — поняла я и тяжело вздохнула, прикидывая, как выбраться из ситуации без потерь.
Уж кого — кого, а эту особу в деревне я ожидала встретить в самую последнюю очередь.
«Что ты здесь забыла?» — нервно промолвила я про себя, продумывая план.
Если бы не хозяин, маячивший за стойкой, и не внимательно зыркавшая на меня в щелку девчонка — разносчица, я бы быстро сменила лепесток в браслете, став Уаррой или Мартой, тем самым не вызвав подозрений и любопытства у Пели и ее братьев. Теперь же нужно было придумать что-то совсем иное.
«А нечего портить людям жизнь, да, Эмма?» — зло напомнила я сама себе, осторожно колдуя незначительные изменения во внешности.
Мои волосы в секунду чуть — чуть потемнели, нос стал тоньше, глаза из карих превратились в голубые, едва заметный загар потемнел, так что кожа стала отливать оливковой зеленью. Рассмотрев себя в блестящем боку глиняного кувшина, я себя узнала, но отметила, что вряд ли кто-то еще обратит внимание. С грохотом перетащив стул на другую сторону стола, я с удовлетворением отметила, что ни Пеля, ни ее братья, глянув в мою сторону, не выказали интереса, явно не узнав.
Вздохнув с облегчением, я продолжила трапезу. Вдруг на соседний стул приземлился совершенно незнакомый мужчина, демонстрируя в улыбке несколько выбитых в драке зубов, что, по его мнению, видимо, придавало ему шарма. Густые каштановые волосы завивались кольцами, падали на лоб и воротник не слишком чистой рубахи. Кожа лоснилась загаром, оттеняя блестящие от выпитого голубые глаза. Щетина недельной давности грозила вот — вот превратиться в неаккуратную бороду.
Такого не мешало бы отмыть и причесать, чтобы одним запахом не сшибало все на два метра вокруг…
— Красавица, а что ты тут одна сидишь? — спросил мужчина в попытке приобнять меня за плечи.
— Ем, — сухо ответила я и незаметно отклонилась в сторону, избежав прикосновения. Еще не хватало мне для полного счастья такого вот кадра в копилку своих ухажеров! На его фоне даже Трумон не кажется таким уж отвратным типом, хотя из его баек про то, как мы «мило» беседовали на торжестве, в Лессе уже сочинили целую историю про мой с ним роман.
— А меня не угостишь? — ухмыльнулся мужчина, без спросу сцапал кувшин за горлышко и тут же поднес его к губам.
Я открыла рот от такой наглости и хамства, но мгновенно собралась и легким магическим импульсом превратила квас в болотную воду. Мужчина сделал еще несколько глотков по инерции, но потом скривился, отбросил кувшин и закашлялся, выплевывая выпитое на пол. Я невозмутимо передвинула стул на прежнее место, перетащила свои тарелки поближе и с чувством выполненного долга возобновила общение с ребрышками.