Веха
Шрифт:
После этого он посмотрел на меня и добавил. – Сходи-ка, Павлуша, к тётке Матрёне, да коня припути, покорми, но сначала хорошо напои, а то бежала сердешная, спешила! Не зря знать!
Я чрезмерно был рад этому поручению, так как не знал, что делать в этой ситуации. Выбежав из дома, я припустил к дому Матрёны, возле которого стояла наша кобыла, запряжённая в бричку, нервно подёргивая сбруей.
Матрёна была возле дома. Она, видимо, уже пообщалась с отцом, да и вещи с брички уже были в её доме, так как там было пусто.
– Ведро
– Тебе, сынок, с водой, или пустое? – спросила она, направляясь к дому.
– Да можно с водой, а я потом принесу из колодца! – крикнул я, ей вслед, распрягая кобылу, привязав вожжи к столбу.
Попоив лошадь, я насыпал ей овса, а травы возле дома и так было в достатке, после чего вернулся в дом, а тётка Матрёна осталась на улице за пастуха, как она сама выразилась.
23.05.2015 год.
Веха!
Путёвка в жизнь!
Часть десятая!
Отец, после всех разговоров и трапезы, обосновался на ночлег у Матрёны, а мы у Галины Ивановны. На ночь мы затолкали бричку во двор, а кобылу отвели и привязали к яблоне, которая стояла под окном комнаты, в которой я когда-то прожил целый год.
Аннушкой моей батя остался доволен, и всё ей повторял. – Ты, Аннушка, хунт твоей маце, обязательно мне роди сына, а то мои оболтусы только девок шлёпают! Это же безобразие!
Хунт твоей маце, было любимое выражение моего отца. Это выражение он применял везде и всегда, почти в любом разговоре. Оно было для него, как особый клей, который склеивал предложения, произносимые им. Да и звучало это как-то забавно, вроде бы и матерился, но никого не затрагивал, не оскорблял, и пошлостью не веяло.
Выезжали рано. Едва рассвело, я отправился запрягать кобылу, и готовить бричку к поездке. Когда я пришёл во двор к тётке Матрёне, отец уже прохаживался по-хозяйски во дворе, покуривая свою самокрутку. У нас почти все курили, и что самое интересное, не курили только я и Александр, который вообще на дух не переваривал запах дыма. В доме гремели горшки и прочая посуда, знать Матрёна готовила нам поесть на дорожку.
– Ну, чего тебе не спится, сынку? – спросил недовольным голосом отец, хотя по нему было видно, что рад моему появлению. – Гарная у тебя дивчина! И что ты планируешь дальше?
– Да я же тебе уже говорил, что как исполнится ей восемнадцать, так и поженимся! – сказал я, улыбаясь и, взяв кобылу за узды, повёл к бричке.
– Да что ты мне голову-то дуришь! – вспылил отец, поднимая одну из оглобель. – Твоя мать вышла за меня замуж, когда ей ещё шестнадцати не было, а ты восемнадцать!
– Ну, ты, батя, даёшь! – засмеялся я. – Так это же было при царе горохе, а сейчас Советская власть! На верхах постановили, что восемнадцать, значит восемнадцать! Против власти не дёрнешься!
Отец зло сплюнул, и направился в дом. Вообще было такое ощущение, что он у себя дома, ходит, распоряжается, даёт указания Матрёне, а та
Я улыбнулся своим мыслям, но ходу им дальше не дал. Может у них, что и было между собой, но это лишь догадки, и затевать разговор на эту тему я даже и не думал, понимая, что из этого могло получиться.
Управившись с кобылой, я, ничего не подозревая, вошёл в дом, чтобы сказать отцу о том, что всё готово, увидел, как отскочила от отца Матрёна, стыдливо вытирая губы, и тут же принялась ставить на стол трапезу.
Отец глянул на меня, слегка смущаясь и, почесав затылок, пробурчал. – Ну, что там у тебя? Всё готово?
– Ну, да! – ответил я, и собрался уходить, но меня схватила за руку Матрёна, и потащила к столу.
– Не пущу! Сядь с отцом отобедай, а потом иди! – воскликнула она, вытирая руки о фартук.
– Тёть Матрёна! – удивлённо воскликнул я, отстраняясь от неё. – Аня у тёти Гали, а я здесь буду трапезничать!
– Ну, так веди её сюда! Что ты меня обижаешь! Что я хуже готовлю, чем Галка? – запричитала Матрёна, поглядывая на отца, который просто не реагировал на нашу беседу.
Я выскользнул из дома, и направился к Галине Ивановне, не понимая, что происходит между отцом и Матрёной. Поневоле в голове стали созревать всякие нехорошие мысли, и я тут же вспомнил свою мать, которая безоговорочно любила нашего отца.
– Господи! Да каково ей будет, если она узнает, что её Харитоша кому-то ещё уделяет внимание! – подумал вдруг я, и даже вспотел от этого. – Да ладно! Что я себе накручиваю? Одна бабёнка, вот и липнет к мужику! Кто же ей ещё внимание уделит? Ну, подумаешь, переночует у неё, а наутро снова домой!
Возле дома Галины Ивановны стояла обиженная Аня, посматривая на меня.
– Ещё этого мне не хватало! – подумал я и, подойдя к ней, улыбнувшись, обнял, и прижал к себе.
– Ты чего меня одну бросил, а сам куда-то ушёл? – спросила она, заглядывая ко мне в глаза.
– Ну, во-первых, я оставил тебя не одну, а во-вторых я ходил запрягать кобылу, да бате помог её покормить! – сказал я, и добавил. – Тётка Матрёна приготовила целый стол всякой всячины, и сказала, чтобы я вёл тебя к ней!
– Ага! А тётка Галя сказала, чтобы я шла за тобой, потому что уже все за столом и ждут только тебя! – произнесла Аня и улыбнулась мне.
– Ну, и пойдём к тётке Гале, а отец пусть с тёткой Матрёной трапезничают! – весело сказал я и, взяв Аню за руку, потащил её в дом.
Выезжали шумно, со смехом и слезами, как обычно бывает в таких случаях. Время ещё было раннее, около семи утра, но солнце уже висело высоко, и начинало припекать.
– Нам ещё грозы не хватало! – наконец, произнёс отец, оставив позади себя родных и близких людей. – Вишь, как припекает, и уже с утра! А вообще-то вы вовремя приехали, скоро сенокос, вот и поможете нам! Не всё же время знакомиться-то будете!