Веха
Шрифт:
Люди, как и в начале тридцатых, вновь затихли, но молодёжь ещё многого не понимала, считая себя главными в этой жизни. Они не боялись высказываться на комсомольских собраниях, и тех, кто яростно отстаивал свою позицию, которая противоречила линии партии и правительства, просто уничтожали, превращая в рабов, или же расстреливали.
Я как-то не влезал в политику, поддерживал этот курс и не заморачивался подобными дискуссиями. Я искренне боялся за нашего Александра, который никогда в жизни не стерпит, если ему будут навязывать что-то такое, что претит его принципам. За Василия я почему-то был спокоен, так как он находился практически в тех
Когда я с Аней занимался своими любовными интрижками, его неожиданно вызвали в органы. Он уехал в Почеп, ничего не подозревая, думая лишь о том, что снова будут раздавать инструкции, или проводить работу с ними по благонадёжности.
Прибыв в местную контору НКВД, Василий весело вошёл в здание и, устроившись возле кабинета, в который его вызывали, стал ожидать вызова. В коридоре находилось ещё человек тридцать, многих из которых он лично знал, и общался по работе, или чисто по-дружески.
Просидев около часа в коридоре, куда вызывали по одному, но никто оттуда так и не вышел, он решил покурить и направился во двор, но его на входе остановил сотрудник НКВД и не разрешил покинуть помещение, что сильно его возмутило. Он хотел уже ответить тому в грубой форме, но тут его окликнул его друг детства, который когда-то проживал в Беловске. Звали парня Николаем, по фамилии Позан.
– Вася! Ты что ли? – спросил он и радостно обнял своего товарища, а затем посмотрел грозно на сотрудника, и вывел его во двор.
– Каким ветром занесло тебя в наши пенаты? – продолжая улыбаться, произнёс он, закуривая вместе с Васей.
– Да вот почему-то вызвали в двенадцатый, сижу уже почти час и жду, когда вызовут! – ответил он другу, и улыбка стала пропадать с лица, глядя на него.
– Что случилось, Коля? – встревоженно, спросил Василий, почувствовав угрозу.
Николай, ничего не ответив, вывел его за ворота конторы, и сказал. – Вася! Дёргай отсюда и быстренько! Забейся куда-нибудь и не дыши! Всех, кого сюда вызвали, это расстрельные! Понял? Тебе крупно повезло, что я вылез из своей берлоги! И ещё! Не задавай вопросы, а просто уматывай, да быстрее! Явишься ко мне через пару недель, а я попробую за это время хоть что-то сделать для тебя и твоих родных! Понимаешь, если пришьют ярлык враг народа, то пострадают все твои родные! В общем всё! Беги! И не забудь, что я тебе сказал – через пару недель ко мне!
Василий быстро удалился восвояси от, теперь уже враждебной, конторы ничего не соображая. В его душе произошёл разлом между прошлым и настоящим, между понятиями коммуниста, коим являлся он, и теми, кто стал вершить их судьбы, поправ все человеческие понятия, поправ правду, которой он жил. Он и сейчас верил в то, что это недоразумение, он не мог представить себе, что партия открыла охоту на тех, которые радели за неё днём и ночью, неся людям истинную правду о ней.
Этот разлом стал заполнять всю его сущность. Отмахав верхом на коне, на котором он приехал в Почеп, километров пятнадцать, он остановился в небольших кустах возле журчащего ручейка и, упав в траву, обхватил голову руками, застонав от бессилия.
Пролежав в траве минут сорок, а может быть и больше, его мысли начали приспосабливаться к полученной информации, отчего он стал думать о том, что предпринять в настоящий момент.
Приняв к сведению совет своего товарища, он решил ехать в Мглинский район, тоже к своему другу, который
– Может чего Николай напутал? – думал он, питая хоть какую-нибудь надежду, подъезжая к дому.
В деревне всё было спокойно, как всегда. Привязав коня во дворе, дав ему попить, а также поесть, он вошёл в дом, где его Александра готовила обед, занимаясь ещё и с девочками.
– Не успела малая подрасти, как она снова забрюхатела! – невольно подумал Василий, глядя на свою красавицу. – Господи! И как это сейчас не ко времени!
– Чего-то ты сегодня рановато, Василёк? Всё-таки Почеп, путь не близкий! – произнесла она, подойдя к нему, и целуя его.
– Да быстро управился, вот и примчался! – безразличным тоном произнёс Вася, присаживаясь к столу.
Он не знал, как начать дальнейший разговор, а начинать приходилось. Ничего не известно, рекруты из той конторы могли приехать в любой момент, и он, набравшись смелости, затеял тяжёлый для себя разговор.
– Сашенька! – начал он, перехватив её за руку, и усадив себе на колени, продолжил. – Ты не волнуйся только, но я, прямо сейчас, уезжаю на пару недель в Брянск! Мне необходимо там порешать кое-какие вопросы, и как их решу, я вернусь! Вы тут держитесь, и ничего не бойтесь! Если кто будет спрашивать, так и отвечай, что уехал в Брянск решать вопросы, а какие, ты не ведаешь! Хорошо?
– Что-то ты не договариваешь, милый? – встревоженно спросила она, и слёзы непроизвольно, выступили из глаз.
– Да не бери в голову! Давай лучше отобедаем да я поеду, а то боюсь, до ночи придётся где-то тормозиться на ночлег! – произнёс Вася непринуждённо и, спустив жену на пол, шлёпнул её по упругой попе.
После обеда он поцеловал жену и девочек, вывел коня со двора, и направился к родителям. Решил переговорить с отцом, не беспокоя мать, да и всех домашних, чтобы не устроили переполох. Дело в том, что Василий часто уезжал из дома на несколько дней, поэтому и этот отъезд тоже не должен вызвать вопросы.
Отец был во дворе, Вася позвал его на улицу и, устроившись на старой шуле, лежащей под забором, закурил с отцом, держа коня за повод.
– Батя! Я на пару недель должен уехать, иначе будет беда, но только ты никому ничего не говори! – начал Василий, не глядя отцу в глаза. – В общем, если будут спрашивать, то отвечай, что уехал по делам в Брянск, а по каким, так он, мол, не докладывает! Служба, мол, такая!
Отец молча посмотрел на него, положил руку на плечо, и промолвил, слегка согнувшись от новости, которую принёс ему старший сын. – Помнишь, я тебе говорил, чтобы ты не лез в эти трущобы? Никогда до хорошего не доводила государева служба, то на коне, то в опале! Ну, что теперь уже сопли размазывать! Если что, так хоть весточку передай через кого, может ещё и обойдётся! Николай, чай, не чужой для нас был-то, могёт и подмогнёт! В общем, в добрый путь, а за Александрой я приглажу, не сомневайся! Чем надо и поможем!