Век амбиций. Богатство, истина и вера в новом Китае
Шрифт:
С приближением декабрьской церемонии Китай стал призывать к ее бойкоту, “выбору друзей и врагов”. Замминистра иностранных дел Цуй Тянькай, толковый дипломат, выпускник Университета им. Джона Хопкинса, вопрошал союзников, хотят ли те “принять участие в политической интриге против судебной системы Китая – или же желают настоящих дружеских отношений с китайским правительством и народом?” На церемонии присутствовали представители 45 стран, а 19 воздержались от визита, включая Ирак, Пакистан, Россию, Саудовскую Аравию и Вьетнам. (Передовица в “Чайна дейли”, впрочем, объявила, что “большинство стран против присуждения Лю Премии мира”.) Вокруг квартиры Лю в Пекине рабочие стремительно возводили забор из синих металлических листов, чтобы
За годы жизни в Китае я много раз видел такое. Десятки лет назад черный экран был точным отражением ограниченного взгляда на мир, отсталости и замкнутости. Но сейчас стремление защитить публику от фактов выглядело до абсурда противоречащим открытости и сложности других сторон жизни в Китае и, казалось, девальвировало то, чего обычные китайцы достигли тяжелым трудом. Китай не был гитлеровской Германией, но в истории с Нобелевской премией китайские власти были готовы встать рядом с нацистами. Либо сильная партия в китайском правительстве оказалась недостаточно мудра, чтобы осознать последствия своего шага, либо мудрейшая партия оказалась недостаточно сильной.
Китайцы так и не узнали подробностей этой церемонии. Они не слышали, как со сцены зачитывали слова Лю о том, что политические реформы должны быть “постепенными, мирными, организованными и контролируемыми”. Они не видели медаль и диплом в пустом синем кресле. Это событие прошло мимо Китая. В список запрещенных в интернете слов той зимой цензоры внесли новое выражение: “Пустое кресло”.
Глава 14
Зараза в курятнике
Осенью юн года в китайских социальных сетях стали появляться портреты людей в темных очках. Сначала это мало кто заметил, но вскоре в темных очках стали фотографироваться и дети, и иностранцы, и мультяшные персонажи. Блогеры обратили на это внимание. К тому времени, когда число портретов достигло пятисот, цензоры стали блокировать их фотографии, но они все равно продолжали циркулировать, и для тех, кто понимал, в чем дело, эти изображения символизировали первую цифровую китайскую политическую кампанию. Это была дань уважения слепому крестьянину-юристу Чэнь Гуанчэну.
Спустя шесть лет с тех пор, как я попытался навестить Чэня в деревне Дуншигу, местные власти не оставили попыток пресечь распространение его идей, даже если это означало изолировать его, будто переносчика “инфекции”. Примерно во время моего визита, осенью 2005 года, его вызвали к Лю Цзе, заместителю местного мэра. Лю потребовал объяснить, зачем Чэнь говорит с иностранными журналистами о злоупотреблениях в ходе выполнения программы “одна семья – один ребенок”: “Почему вы не можете действовать нормальным, официальным путем, вместо того чтобы контактировать с враждебными силами из-за рубежа?”
Стало ясно, что терпение государства иссякло. Чэня еще не обвинили в совершении преступления, но уже поместили под домашний арест и лишили телефонной связи. Через пару месяцев случился сбой в энергоснабжении (обычное дело в сельских районах, которые быстро развивались), и это, к удивлению Чэня, повредило “глушилку” на телефонной линии. Чэнь смог позвонить адвокатам в Пекин, которые позвонили мне, и я набрал его номер. Он посмеялся над обстоятельствами, но потом замолчал, будто пытаясь настроиться на серьезный тон, подобающий моменту. “Я хочу заявить миру, – торжественно произнес он, – что местное правительство не следует собственным законам”. Он был озадачен тем, что его попытки известить власти о злоупотреблениях привели к аресту. Я спросил Чэня, какой вопрос занимает его больше всего. Он ответил: “Мне интересно, центральное правительство не хочет это пресечь или не имеет такой возможности?”
В марте, спустя почти полгода после ареста Чэня, его брат и односельчане потребовали от милиции объяснений. Чэня обвинили в “уничтожении собственности” и “организации
Во времена императоров самым надежным способом привлечь внимание властей – оспорить решение суда, указать на злоупотребление властью – было ударить в барабан, установленный у ворот суда. Если это ни к чему не приводило, люди бросались на дорогу перед чиновничьими паланкинами. Те, кто преуспели в передаче челобитной, назывались юаньминь, “люди с жалобами”, и получали право добиваться рассмотрения своих претензий этап за этапом, до самой столицы.
Компартия отчасти сохранила старую систему. Было учреждено Управление по работе с письмами и обращениями, чтобы направлять “людей с жалобами” в нужные инстанции. К XXI веку Управление превратилось в архаизм. Поток его посетителей ослабел, а деятельность стала загадкой. Исследование показало, что Управление находит решение примерно в о,2 % случаев. Претензии редко получали надлежащее рассмотрение в суде. Поэтому, когда “люди с жалобами” проигрывали дело или не получали ни слова об их движении, некоторые из них бросались на поиски справедливости, иногда очень долгие.
Сейчас “людей с жалобами” называют “заявителями”. Они неожиданно часто приходили ко мне, надеясь, что вмешательство иностранного журналиста может принудить правительство заняться их делом. Когда они представали передо мной, меньшее, что я мог сделать – выслушать их, но помочь обычно был не в состоянии. Бумажная одиссея заставляет тысячи людей заживо гнить в “деревнях заявителей” – трущобах на окраине Пекина – между горами документов. Иногда я не понимал, потерялись ли они в лабиринте своих проблем потому, что изначально не были здоровы, или же сошли с ума от хлопот.
Когда появился интернет, “люди с жалобами” одними из первых воспользовались им. В сентябре 2002 года массовое пищевое отравление в Нанкине привело к гибели более сорока человек. В официальных вечерних новостях о трагедии не прозвучало ни слова. Вместо этого показали репортажи о том, что рабочие “выражают глубокую благодарность за сочувствие” партийным лидерам, и об открытии местного фестиваля. Люди изливали свое недовольство в интернете. “Обычные китайцы уже не люди?” – негодовал один. Другой написал: “Заткнуть людям рот труднее, чем перекрыть русло реки”.
“Люди с жалобами” воспользовались новой технологией, чтобы находить друг друга. Когда двадцатипятилетнего Чжан Сяньчжу уволили со службы из-за заболевания гепатитом, он нашел в Сети других людей с той же проблемой, и вместе они заставили государство прекратить дискриминацию. Вскоре начались кампании за расширение прав геев и лесбиянок, религиозных меньшинств и диабетиков. Стремление к организации становилось все сильнее.
В 2007 году в городе Сямынь, где планировалась постройка химического завода, распространилась эсэмэс-ка: “Производство ядовитых химикатов будет напоминать сброшенную на город атомную бомбу… Ради наших внуков, действуйте! Присоединяйтесь к маршу десяти тысяч в 8 утра 1 июня. Разошлите это сообщение друзьям в Сямыне”. Вместо беспорядочной манифестации организаторы призывали к шествию, которое не спровоцирует милицию. Тысячи мужчин и женщин – горожане из “новой среднезажиточной страты”, некоторые с детьми – спокойно прошли по городу в знак протеста. Местное правительство было захвачено врасплох: была ли это попытка сохранить общественный порядок или нарушить его? Это определенно не было беспорядками, но и законным это тоже не было. Спустя несколько дней местное правительство согласилось отложить план строительства фабрики – до ‘‘переоценки ситуации”.