Век амбиций. Богатство, истина и вера в новом Китае
Шрифт:
Один из крупнейших рынков – “Город техники” – имел постоянное тридцатитысячное население. В этом лабиринте из лавок и лавочек площадью четыреста гектаров под лоскутной крышей из жести и пластика, погружающей рынок в вечные сумерки, торговали незаменимыми в строительстве стальными цепями, электроинструментами, бочками химикатов и катушками электрического кабеля толщиной в запястье. В “Городе техники” пахло опилками и дизельным топливом. Рынок рос так быстро и беспорядочно, что здесь легко было потеряться.
После двух часов дня продавщица Цу Фэйфэй забрала дочь из яслей за несколько кварталов и вернулась с ней домой в “Город техники”. Цу была невероятно заботливой матерью: она тратила на одежду для ребенка в четыре раза больше,
Тридцатилетний Ван Чичан, супруг Цу (большие широко расставленные глаза и челка ниже бровей), работал в “Городе техники” восемь лет. Ван происходил из уезда в провинции Шаньдун, некогда известного своими персиками и грушами, а теперь производящим в основном химикаты. Ван изучал в техникуме животноводство, а после решил попытать удачу в Пекине. В столице он работал на стройке и в зоомагазине. Наконец судьба привела его в “Город техники”. После свадьбы Цу родила мальчика – Ван Шуо, “Ван Ученый”. Потом она родила девочку, и семье пришлось выплатить штраф. Ван Юэ все называли Малышкой Юэюэ, “радость”. В два года она была не по годам развитой, легко повторяла слова из мультипликационной программы “Умный тигр” и играла в кухню, пока родители готовили настоящий обед. Когда мать и дочь вернулись домой в тот день, Цу пошла наверх, чтобы снять белье, а Ван Юэ осталась играть внизу. Когда мать вернулась, дочка пропала. В этом не было ничего необычного – она часто обходила соседей, – и Цу отправилась ее искать. Когда наступили сумерки, по крыше рынка забарабанил дождь.
За несколько кварталов оттуда молодой продавец Ху Цзюнь заканчивал свои дела. Как и в семье Ванов, у Ху и его жены была маленькая дочь и магазин шарикоподшипников. Они тоже приехали из провинции Шаньдун, но рынок был столь велик, что семьи не были знакомы. Ху сел в маленький микроавтобус-“буханку” и стал лавировать по переполненным людьми переходам. Он должен был забрать плату в незнакомой части “Города техники” и внимательно следил за вывесками.
Малышка Юэюэ не пошла к соседям. Она выбралась за порог и вскоре оказалась в двух с половиной кварталах от дома. Она ковыляла вдоль гор товара у обочины, столь же высоких, как она сама. Чтобы привлечь посетителей, магазины, выходившие на “улицы” рынка, выставляли товар снаружи, хотя это и загромождало дорогу. Девочка в темной рубашке и розовых брюках миновала магазин на углу, где старый компьютерный монитор показывал под шестнадцатью углами запись камер наружного наблюдения. В 17.25 Малышка Юэюэ оглянулась через плечо и еще успела увидеть приближающийся микроавтобус. Ху Цзюнь почувствовал легкий толчок – настолько легкий, что он решил: под колеса попал мешок тряпья или картонная коробка. Он не остановился.
Малышку Юэюэ переехало дважды: сначала переднее колесо, потом заднее. Она осталась лежать за грудами товара и почти не шевелилась. Через двадцать секунд к ней подошел мужчина в белой рубашке и темных брюках. Он взглянул на ребенка, остановился… и отправился по своим делам. Еще через пять секунд проехал мотоциклист. Он обернулся, но даже не притормозил. Через десять секунд прошел другой мужчина. Через девять секунд появился микроавтобус – и тоже переехал Малышку Юэюэ.
Люди двигались мимо: некто в синем плаще, мотоциклист в черной футболке, рабочий, грузивший товар на перекрестке. Мужчина на мотоцикле посмотрел на нее и сказал что-то владельцу магазина, прежде чем оба в спешке удалились. Через четыре минуты после наезда (одиннадцатой) прошла женщина, ведущая за руку маленькую девочку Она владела магазином поблизости и тоже забрала дочь из школы. Она остановилась, спросила лавочника о ребенке на дороге и убежала, уводя дочь. Все продолжили
В 17.31, через семь минут после того, как девочку сбили, подошла невысокая женщина – восемнадцатая – с пакетами пустых банок и бутылок. И остановилась. Она бросила пакеты и попыталась поднять Малышку Юэюэ. Ребенок застонал, а его тело обвисло. Эта пожилая женщина, Чэнь Сяньмэй, была неграмотной и, чтобы заработать на жизнь, сдавала мусор и металлолом. Она оттащила девочку к тротуару и огляделась. Она подошла к ближайшему продавцу, но тот был занят. Другой сказал: “Это не мой ребенок”. Чэнь бросилась в другой квартал и там встретила Цу Фэй-фэй, искавшую дочь. Мать подняла Малышку Юэюэ и побежала домой.
В Китае машин скорой помощи мало, поэтому родители положили дочь в маленький семейный “Бьюик”. В больнице Хуанци, куда они добрались через пятнадцать минут, медсестры в розовой униформе управлялись с потоком пациентов. Приемная была чистой и просторной, но таблички на стенах предупреждали об опасностях системы здравоохранения. Одно объявление советовало не пытаться подкупить доктора, чтобы получить лучший уход; другое оберегало от “похитителей приемов”. Там говорилось: “Если незнакомец утверждает, что близко знаком со специалистом, и пытается увести вас из больницы, не верьте”.
Врачи обнаружили, что у Юэ расколот череп и серьезно поврежден мозг. Сначала журналисты сочли это происшествие заурядным, но после увидели видеозапись. Сюжет о семнадцати прошедших мимо людях стал распространяться и вызвал поток самообвинений. Писатель Чжан Лицзя спрашивал: “Как мы, нация 1,4 миллиарда холодных сердец, можем претендовать на уважение и на роль мирового лидера?” Видеозапись постоянно повторяли по телевидению и в интернете, как моралите об очерствении в большом городе. Для многих этот случай кристаллизовал ощущение, что великое соревнование оставляет самых уязвимых людей Китая за бортом. Он распечатал колодец коллективной вины – за младенцев, заболевших от отравленного молока, за погибших в школах детей, а также за равнодушие к незнакомцам. Незадолго до этого газеты сообщили о смерти восьмидесятивосьмилетнего мужчины, который упал в продуктовом магазине и захлебнулся кровью, потому что никто не помог ему перевернуться.
Журналисты собирали детали картины. Владелец “Нового китайского оптового магазина охранного оборудования”, что на углу, заявил, что он занимался бумагами, а его жена – приготовлением обеда: “Я слышал плач ребенка, но только секунду или две, а потом все стихло. Я даже не задумался об этом”. Журналисты нашли человека на красном мотоцикле с коляской, но он сказал только: “Я не заметил ее” и повторил это десять раз. В Сети люди очистили запись и опознали владельца магазина водопроводного оборудования. Он вышел из своего магазина на углу, посмотрел на тельце и юркнул обратно. Он утверждал, что не заметил раненого ребенка, но люди назвали его “бессовестным” и испортили его сайт. В то же время они подняли шум вокруг сборщицы мусора, которая остановилась помочь. Журналисты снова и снова спрашивали ее, почему она вмешалась. Этот вопрос ставил женщину в тупик. После того, как репортеры ушли, она обратилась к невестке: “Что странного в том, чтобы помочь ребенку?”
Китайцы считали себя народом, обладающим жэнь – “гуманностью”, “человеколюбием”. Эта идея лежит в основе китайской морали точно так же, как на Западе – принцип “поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой”. Впрочем, в последние годы детей в Китае учат и менее вдохновляющим концепциям вроде цзуо хаоши бэй э – “сделать хорошее и быть при этом обманутым”. Этот страх имел собственный словарь, где встречались настолько узкие понятия, как пэнцир – человек, который “обвиняет в повреждении фарфорового предмета, который уже был разбит”.