Век кино. Дом с дракончиком
Шрифт:
— Был. — Она широко раскрыла синие глаза. — Может, он!
— Понятно. — Валентин помолчал, вдруг добавил с внезапной злостью: — И доносчик, возможно, прятался в кустах.
— О чем вы?
— Так, вообразилось ни к селу ни к городу. Мы приехали втроем после разговора у Бори, помнишь? За воротами в кустах прятался Серж. «Я плачу», — сказал он.
— Какая все-таки мелкая душонка! — мстительно воскликнула Даша. — И он воображал, будто сестра Алешу бросит ради него!
— Уж лучше б она бросила ради него, — заметил Валентин. —
— Не видела, вообще с ним незнакома… но Марине звонил несколько раз мужчина, я брала трубку. Да, в ноябре.
— Может быть, его голос тебя так напугал?
— Я уже ничего не знаю, не понимаю. Они так любили друг друга.
— Марина и деньги любила. В сущности, и погибла из-за этого.
— Не верится.
— А как ты думаешь, что здесь произошло? — Валентин обвел утомленными глазами богатую гостиную, книги, хрусталь, занавеси, ковры… — Она не захотела ему что-то отдать… то, что ищет святой Грааль, ради чего он сюда является.
— Да что? Ведь обыск проводили.
— Значит, что-то маленькое, но весьма ценное, например, жемчужина. Несложно спрятать.
— Вы думаете, Марине в больницу Дмитрий Петрович жемчужину привез?
— Откуда мне знать. Они все безумно боятся Марка, тени его боятся. И ты будь осторожна, Даша, от меня ни на шаг. Он идет по трупам.
— Так что же делать?
— Ждать его здесь или найти убежище. Второе предпочтительнее, он может опомниться и сюда не явиться.
— По воровским притонам искать?
— Нам это не под силу, согласен. — Валентин подумал. — «Запомни зеленый камень». «Мы там два раза встречались». С какой интонацией произнесла ту фразу Марина по телефону, помнишь?
— Не понимаю.
— Ну, «дракончик» должен без напоминания знать, где он с любовницей встречался.
— Выходит, двадцать восьмого звонил не Марк? Ой, у меня все в голове перепуталось.
— У меня тоже. Тяжелый день, иди спать.
Она шевельнулась, но не встала. Оба смотрели на елку.
— Валентин Николаевич, вам нужны деньги, чтоб содержать жену в лечебнице?
— В идеале оно, конечно, так. Только человек я отнюдь не идеальный, меня захватил и сам процесс — игра. — Валентин усмехнулся. — Сейчас другая игра вытеснила прежнюю.
— Вот это следствие? — Он кивнул. — Не наговаривайте на себя, вы для нас были корифеем.
— Студенческие легенды, просто я легко вам «троечки» ставил.
— А вам не жалко? Ну, вашей истории.
— Русская история без меня проживет, и я без нее… — он опять усмехнулся, — может, и не проживу.
— Вам действительно негде жить? Или вы в Марину влюбились и соврали?
— Нет, квартиру я правда жене оставил, она вышла за другого.
— Так теперь отберите!
— Там ее ребенок растет. Ладно, оставим эту тему.
— Ну, знаете, чужую жену содержать…
— Она больна и не нужна никому, миллионщику своему не нужна.
— Это
— Нет. И в Марину я не влюбился.
— Ну да! Вы горите отомстить за нее.
— И этот момент есть. Но вообще… тебя защитить.
— Стало быть, вы меня любите?
— Стало быть, так. Видишь, какая ты умная. Логическим путем меня разоблачила.
— Ну, это все несерьезно.
— Может быть. — Он пожал плечами. — Я ведь не Алеша и на растерзание себя Пчелкиным не отдам. Больно жалите.
Она смотрела на него с какой-то смутной полуулыбкой, как сестра ее там, на бульваре. Рассмеялась тихо и ушла.
Последний день в театре
Валентин еще лежал какое-то время, прокручивая в голове сказанное и несказанное, припоминая каждый жест ее, выражение лица и улыбки. Потом разделся и залег по-настоящему, вдруг провалившись в глубокую яму сна, в котором они гуляли с ней по цветущему в снежных сугробах саду, она смеялась, а он знал, кто прячется в засаде в белоснежных зарослях черемухи. Знал, но почему-то не мог прервать это бесконечное тягучее гулянье и издевательский смех. Наконец раздался выстрел, она упала, а он проснулся от ужаса.
Сквозь занавеси смотрело позднее хмурое утро. Кто же прятался во сне? Ведь я только что знал, несомненно и… страшно. Отчего вдруг страх? Сад так цвел в ледяных сугробах и черемуха так белела и благоухала… страх шел от ее смеха и взгляда, устремленного туда, в заросли.
В гостиную заглянул Сашка, безмятежно выспавшийся в комнате покойной, вошел.
— Ты один?
— А что, Даша еще не вставала?
— Я ее не видел. Вообще-то уже одиннадцатый.
— Ага, чаю попьем и выезжаем.
— Куда?
— Опрос свидетелей. Хочу кое-что уточнить, музейную секретаршу повидать, Борину бабушку и костюмера, с которым Алеша в театре работал. Старик его видел последним.
Однако на стук в дверь Даша не отозвалась. Валентин распахнул: пусто, кровать неразобрана.
— Что за черт! — Он бросился к вешалке. — Шубки нет!
Сашка заговорил рассудительно:
— Я проснулся по привычке в полвосьмого, лежал, читал. По-моему, за это время она не выходила.
— Исчезла ночью? — Валентин был поражен.
— Тогда я должен рассказать тебе о ночном эпизоде. Заснул я поздно, ну, ты знаешь мой сон…
— Саш, твоя обстоятельность сейчас не к месту.
— Не сходи с ума, может, она этого не стоит. Так вот, сквозь дрему почудилось мне, будто кто-то прошелся по коридору. Я джинсы надел и вышел, на всякий случай, ты ж запугал святым Граалем. Темно. На кухне на фоне окна — силуэт. Подхожу, она прямо затряслась…
— Даша?
— Ну. Я спрашиваю: «Что-то случилось?» Молчит. Я продолжаю: могу ли чем-нибудь помочь, мол… Она вся дрожит, вдруг молча проскользнула в прихожую и заперлась в своей комнате, замок щелкнул.