Век любви и шоколада

Зевин Габриэль

— Вероятно.

— Ты же выпустилась?

— Я сдала экзамены прошлой весной. — Надо ли и говорить, что она начала меня раздражать?

Она понизила голос и бросила взгляд на Вина.

— Это правда, что Вин порвал с тобой из-за того, что ты открыла бизнес с его отцом?

— Я даже не рассказывала об этом.

— Так это правда?

— Все сложно, — ответила я. Чего оказалось достаточно.

Она посмотрела на Вина и состроила грустную мину.

— Я не рассталась бы из-за бизнеса. Если парень любил меня, то какой мне бизнес? Ты сильнее меня,

Аня. Я тобой восхищаюсь.

— Благодарю, — сказала я. Восхищение Чай Пинтер заставило меня почувствовать себя ужасно из-за решений, принятых за последние два месяца. Я задрала подбородок и решительно распрямила спину.

— Знаешь, я пойду на балкон, подышу свежим воздухом.

— Там почти сто градусов, — заявила Чай мне вслед.

— А мне нравится жара.

Я распахнула раздвижную дверь и вышла в ранний жаркий вечер. Села в пыльное кресло с подушкой, кровоточащей пеной кружев. Мой день начался не с послеобеденного крещения Феликса, но за час перед клубом. Я на ногах с пяти утра и даже скудного комфорта кресла было достаточно, чтобы меня потянуло на сон.

Хоть я никогда не была мечтательницей, мне приснился весьма странный сон, где я была ребенком Скарлет. Она держала меня на руках, а меня переполняли чувства. Внезапно я вспомнила, каково иметь мать, быть в безопасности и быть любимым больше всего на свете. В этом же сне Скарлет превратилась в мою маму. Я не всегда могу представить ее лицо, но во сне видела ее так ясно – ее умные серые глаза, волнистые рыжевато-каштановые волосы, жесткую линию розовых губ и нежные веснушки, усыпавшие нос. Про веснушки я уже и забыла. Меня это опечалило. Она была красивой. Не похоже, что мама принимала близко к сердцу пустую брехню. Я поняла, почему отец не захотел жениться на ком-то кроме нее, полицейской. Анни, прошептала мама, ты любима. Позволь себе это. Я не могла перестать плакать. А может, вот от чего плачут дети – от веса любви, которой слишком много.

— Эй, — сказал Вин. Я выпрямилась и попыталась притвориться, что не сплю. (Немного в сторону: и чего люди так поступают? Чем сон так унизителен?) — Я сейчас же уйду. Только хочу перед этим поговорить с тобой.

— Полагаю, тебя не переубедить. — Я не подняла на него глаз. Голос мой прохладен и даже очень.

Он покачал головой.

— Это еще не все. Папа иногда болтает о клубе. Дела идут.

— Так чего ты хотел, а?

— Подумал, что надо заехать к тебе и забрать кое-какие вещи. Я еду на мамину ферму в Олбани и затем заеду в город ненадолго перед колледжем.

Мой уставший мозг пытался осмыслить это заявление.

— Уедешь?

— Да, я решил пойти в Бостонский колледж. Причин оставаться в Нью-Йорке больше нет.

Вот это новость.

— Ну удачи, Вин. Фантастичного времени в Бостоне.

— А я должен был с тобой посоветоваться? Ты же со мной не советовалась.

— Преувеличиваешь.

— Будь честна, Аня.

— А что ты бы ответил, скажи я тебе, что попросила твоего отца поработать на меня?

— Ты никогда не узнаешь.

— А вот и знаю! Ты попросил бы не делать

этого.

— Конечно, попросил бы. Я бы даже Гейбла Арсли попросил не работать с моим отцом, а ведь его я терпеть не могу.

Я не поинтересовалась, отчего, но схватила его руку.

— Какие твои вещи остались у меня?

— Кое-что из одежды, зимнее пальто и, думаю, у твоей сестры одна из моих шляп, но Нетти может ее забрать. Свой экземпляр «Убить пересмешника» я оставил в твоей комнате и хотел бы перечитать когда-нибудь. Но главное, это моя электродоска для колледжа. Она у тебя под кроватью, думаю.

— Не зачем заходить. Я сложу вещи в коробку. Принесу на работу, а твой отец заберет.

— Как хочешь.

— Думаю, так будет легче. Я не Скарлет. Не тоскую по бесполезным драматичным сценам.

— Как знаешь, Аня.

— А ты всегда такой вежливый. Аж нервирует.

— А ты постоянно держишь все в себе. Мы ужасная пара.

Я скрестила руки и отвернулась от него. Разозлилась. Сомневаюсь в причине, но разозлилась. Не устала бы, то вполне уверена, лучше бы удержала эмоции в узде.

— Зачем ты вообще приходил в клуб на вечеринку, если не собирался простить меня?

— Я пытался, Аня. Приходил посмотреть, смогу ли я отпустить это.

— Ну так что?

— Выходит, не могу.

— Можешь. — Я и не думала, что нас могут увидеть, но мне в любом случае было наплевать. Я обняла его. Толкнула в сторону балкона и поцеловала его. Через пару секунд я заметила, что он не поцеловал меня в ответ.

— Не могу, — повторил он.

— Вот как. Ты больше не любишь меня?

Он не отвечал. Покачал головой.

— Недостаточно для этого, полагаю. Я не люблю тебя так сильно.

Переформулирую: «Я люблю тебя, просто недостаточно сильно».

С этим я поспорить не могла, но все равно попыталась.

— Ты будешь об этом жалеть. У клуба будет огромный успех, а ты будешь жалеть, что не остался со мной. Потому что если любишь кого-то, то это навсегда. Любишь их, даже если они совершают ошибки. Я так думаю.

— Так значит, я должен любить тебя вне зависимости от твоих поступков? Тогда я не смогу уважать себя.

Возможно, он и прав.

Я устала защищаться и попыталась убедить его посмотреть с моей точки зрения. Я уставилась на плечо Вина, находившееся от меня менее чем в шести дюймах. Несложно склониться и пристроить голову в уютное местечко меж его плечом и подбородком, предназначавшееся именно мне. Несложно сказать ему, что клуб и совместное дело с его отцом были ужасной ошибкой и умолять его принять меня. На мгновение я прикрыла глаза и попыталась себе представить будущее с Вином. Я увидела дом за городом – Вин владеет коллекцией старинных архивов, а я научилась готовить другие блюда помимо макарон с замороженным горошком. Увидела нашу свадьбу – на пляже, он в синем в полоску костюме, а наши кольца из белого золота. Я увидела темноволосого малыша –назову его Леонидом в честь папы, если мальчик, а если девочка – Алексой, в честь сестры Вина. Все это выглядело потрясающе.