Век любви и шоколада
Шрифт:
— Как думаешь, это место подойдет? — спросил меня Юджи.
— Оно очень отличается от Нью-Йорка.
— Я хочу место, которое будет открыто в дневное время. Я так устал от темноты.
— Изначально я хотела сделать то же самое, но мой партнер по бизнесу отговорил меня. Он сказал, что клуб должен быть сексуальным.
— Я понимаю его точку зрения. Но японцы отличаются от американцев. Я думаю, здесь будет лучше днем.
— Тогда он не может называться «Темной комнатой», — я задумалась. — «Бар Света»?
Он обдумал мое предложение.
—
Примерно пятнадцать минут спустя прибыли несколько представителей СМИ вместе с переводчиком компании Юджи, который переводил для меня пресс-конференцию с японского языка.
— Оно-сан, прошло уже несколько месяцев с тех пор, как вы появлялись на публике, — отметил один из репортеров. — Ходят слухи, что вы больны, вы выглядите похудевшим.
— Я не болен и призываю вас сегодня не обсуждать мое здоровье. У меня есть два объявления. Первое – моя компания подвергнется резкой реорганизации в течение последующих месяцев. Второе – это знакомство Японии с этой женщиной. — Он указал на меня. — Ее зовут Аня Баланчина. Она директор известной «Темной комнаты», какао-клуба в Нью-Йорке, и она оказала мне великую честь, согласившись стать моей женой.
Заработали фотовспышки. Я улыбнулась журналистам.
История стала достоянием мира. В некоторых частях мира, как мое имя, так и имя моего мужа были известными, и было примечательно, как я полагаю, что две криминальные семьи объединились. В реальности же наши семьи объединились несколько лет назад, когда Лео женился на внебрачной Норико.
***
Я и без него знала, что Юджи хотел увидеть перед смертью хотя бы открытие первого клуба. И хотя я приходилась ему только фиктивной женой, мне хотелось сделать его счастливым. Остальную часть лета мы с Юджи работали, чтобы открыть «Бары Света». Это было нелегко – культурные и языковые барьеры нельзя недооценивать. Я волновалась за здоровье Юджи. Он был неугомонный, каким только умирающий человек может быть.
Примерно через неделю после моего двадцатого дня рождения первый «Бар Света» открылся. Атмосфера того места была больше похожа на высококлассную чайхану, чем на ночной клуб. Ковер из лепестков роз на входе ведет к главной комнате. Крошечные рождественские огоньки висят повсюду в беспорядочной последовательности, прямоугольные свечи в подвешенных серебряных подсвечниках освещают кованые столы, каждый из которых покрыт скатертью из прозрачной белой ткани. Мы с Юджи создали самое романтичное место из всех возможных – как иронично, что создатели его не были влюблены.
Его сердце было невероятно слабо в тот момент и он не смог долго присутствовать на открытии.
— Ты счастлив? — спросила я по дороге в усадьбу.
— Да, — ответил он. — Завтра мы вернемся к работе. Может, я доживу до открытия в Токио.
***
В ту ночь я отправилась в комнату Юджи. Он часто не мог заснуть. Я убедилась, прежде чем постучать, что у него горел свет.
— Юджи, — сказала я. — Я собираюсь домой, чтобы помочь сестре переехать
— Конечно, — кивнул Юджи.
— Пожалуйста, не умирай, пока я далеко.
— Не умру. Хочешь, расскажу тебе тайну? — спросил он.
— Всегда хочу.
— Подойти к окну и посмотри на пруд с карпами.
Я повиновалась. Серая кошка Юджи сидела на скамейке рядом с черным котом. Кошка лизнула щечку кота.
— О! Они влюблены, не так ли? Как ты думаешь, как они встретились?
— Не так далеко отсюда есть ферма. Я полагаю, что он может быть оттуда.
— Или может быть он городской кот. Приехал в деревню ради девушки своей мечты.
— Это мне нравится больше, — улыбнулся он своим мыслям.
Он похлопал по кровати, и я прилегла рядом с ним.
— Как ты себя чувствуешь? — он ненавидел этот вопрос, но я хотела знать.
— Я чувствую себя счастливым от того, что мне удалось направить «Сладости Оно» в новую эру. Сейчас 2086 год, Аня. Мы должны быть готовыми к двадцать второму веку.
— Как твое сердце? — уточнила я.
— Стучит. Сейчас оно стучит. — Я положила руку ему на грудь, и он слегка вздрогнул.
— Я делаю тебе больно?
— Все в порядке. — Он вздохнул. — Нет, все хорошо. Единственные люди, которые трогают меня, это врачи, поэтому я ощущаю разницу.
— Расскажи мне историю про твоего отца, — предложила я.
Юджи подумал некоторое время, перед тем как начал говорить.
— Я познакомился с ним спустя некоторое время после похищения. Я был недоверчив к незнакомцам. Мне кажется, я рассказывал тебе об этом раньше.
— Расскажи снова.
Он был огромным человеком, и я боялся его. Он опустился на колени и протянул ко мне ладонь, как приманивают робкого животного.
— Я слышал, у тебя интересное боевое ранение, молодой человек. Хочешь показать мне? — спросил он. Я был смущен, потеряв палец, но тем не менее протянул ему руку. Он смотрел на нее долгое время. — Этим шрамом можно гордиться, — сказал он.
Юджи протянул мне руку, и я поцеловала ее в покалеченном месте. Много лет назад отец тоже трогал эту руку.
— Я рад, что всегда буду твоим первым мужем.
— И последним, — сказала я. — Не думаю, что я создана для брака или любви.
— Я не уверен, что ты права. Ты так молода, жизнь обычно долгая.
Вскоре он заснул. Его дыхание было затрудненным, а сердцебиение под моей рукой было настолько слабым, что я едва могла его разобрать.
***
Когда я проснулась на следующий день, кровать оказалась мокрой. Чтобы не смущать Юджи, я попытался быстро уйти, чтобы он не заметил меня. Он проснулся дрожа и сел прямо.
— Sumimasen* (япон. «Мне нет прощения»), — сказал он, склоняя голову. Он редко говорил со мной по-японски.
— Все в порядке. — Я посмотрела ему в глаза, вспомнив, как бабушка ненавидела, когда люди отводили взгляд.