Век невинности

Уортон Эдит

Миссис и мисс Ачер любили природу. Они всегда старались выбраться «на пленер», когда бывали за границей. Что касается объектов архитектуры и картин, то они предоставляли мужчинам и ученым особам, читавшим Расина, ими любоваться.

Миссис Ачер была урожденная Ньюлэнд. Их с дочерью часто принимали за сестер и называли «настоящие леди Ньюлэнд». Обе высокие, немного бледные, к круглыми плечами, они напоминали дам с портретов Рейнольда, которому всегда удавалось подчеркнуть индивидуальность своих моделей. Их лица украшали добрые улыбки (но вот носы были чуть длинноваты).

Физическое сходство обеих дам было бы еще более полным, если б не склонность к полноте миссис Ачер, чьи черные парчовые платья уже давно

плотно облегали ее фигуру. Наряды мисс Ачер из коричневого и фиолетового поплина, напротив, с каждым годом все больше и больше висели на ее по-девичьи угловатой фигуре.

Образ их мышления, насколько было известно Ньюлэнду Ачеру, не всегда совпадал, но поскольку их манеры казались почти идентичными, все считали, что и думают они одинаково. Они привыкли жить вместе и в определенном смысле зависеть друг от друга. Поэтому не удивительно, что они одинаково строили фразы, начиная их со слов: «Мама думает» или «Дженни думает», — когда хотели выразить свое мнение по тому или иному вопросу. Но, в то время, как миссис Ачер обладала практичным умом и в ее жизни воображению отводилась незначительная роль, Дженни в душе была мечтательницей и порой давала волю своим фантазиям, которые иногда выходили за рамки дозволенного.

Мать и дочь обожали друг друга и готовы были пылинки сдувать со своего сына и брата. И Ачер отвечал им нежной привязанностью, позволяя себе закрывать глаза на все, что в их характере не соответствовало некоему идиллическому образу, созданному им самим. Так или иначе, он полагал, что мужчина в собственном доме должен быть почитаем. Впрочем, иногда, с присущим ему чувством юмора, он не прочь был посмеяться над собой и поставить под сомнение свой «домашний авторитет».

В тот день молодой человек прекрасно понимал, что мистер Джексон не возражал бы, если бы он, Ньюлэнд Ачер, пообедал где-нибудь в городе. Но у него были свои причины на то, чтобы остаться.

Разумеется, старый Джексон намеревался завести разговор о графине Оленской, и, конечно, миссис Ачер с Дженни не терпелось услышать его мнение. Все трое будут слегка смущены его присутствием: как-никак он собирается войти в клан Минготов. Это уже всем известно. Молодого человека разбирало любопытство, как они выйдут из щекотливого положения?

Начали они издалека, с разговора о миссис Лемюэль Страферс.

«Напрасно Бьюфорты пригласили ее, — мягко заметила миссис Ачер. — Впрочем, Реджина вечно поступает так, как он ей велит, а Бьюфорт…»

«А Бьюфорту и дела нет до всяких нюансов,» — закончил ее мысль мистер Джексон, подозрительно разглядывая жареную шэд и в тысячный раз задаваясь вопросом, почему кухарка миссис Ачер норовит превратить рыбью икру в золу. При этом Ньюлэнд каждый раз наблюдал на лице старика выражение явного неудовольствия, — так недолго было впасть в меланхолию.

«Вот именно; Бьюфорт просто вульгарен, — добавила миссис Ачер. — Мой дедушка Ньюлэнд всегда говорил моей матери: „Что бы ты ни затевала, не знакомь этого Бьюфорта со своими дочерьми!“ Но, по крайней мере, в мужское общество он вполне вписался. В Англии, говорят, тоже. Все это так таинственно и непонятно…»

Она взглянула на Дженни и осеклась. Мать и дочь прекрасно знали все подробности нашумевшей истории, связанной с именем Бьюфорта, но на публике миссис Ачер продолжала всякий раз прерывать «подобные разговоры в присутствии незамужних леди».

«Так что эта миссис Страферс? — перевела разговор в другое русло миссис Ачер. — Кем, говорите, она была, Силлертон?»

«Ходят сплетни, что она работала в одном салоне… понимаете, на самом дне! Потом разъезжала по Новой Англии с паноптикумом на колесах, пока полиция не прекратила это подозрительное „турне“. Говорят, она жила..». — тут мистер Джексон бросил взгляд на Дженни, чьи глаза начали округляться под чуть припухшими веками. Для нее все еще оставались

белые пятна в биографии миссис Страферс.

«Ну а потом, — продолжал мистер Джексон (Ачер видел, что он с удивлением наблюдает за дворецким, которого, видимо, никто не предупредил, что огурцы не следует резать стальным ножом), — потом в ее жизни появился Лемюэль Страферс. Говорят, его рекламный агент использовал девиц, а точнее, их головки, для рекламы кремов для обуви. Знаете ли, у нее волосы, как вороново крыло — можно сказать, египетский стиль. В общем, в конце концов, он на ней женился».

Он намеренно растянул это «в конце концов», делая ударение на каждом слоге. Тем самым он вкладывал некий тайный смысл во все предложение.

«Ну, в наши дни обо всем этом уже успели позабыть», — молвила миссис Ачер индифферентно. Сейчас миссис Страферс мало интересовала обеих дам: куда больше их занимали свежие сплетни, касавшиеся Элен Оленской. На самом же деле имя миссис Страферс было упомянуто миссис Ачер лишь затем, чтобы она могла потом как бы невзначай спросить: «А что, новоиспеченная кузина Ньюлэнда, графиня Оленская, тоже присутствовала на балу?»

Миссис Ачер упоминала имя своего сына в этом контексте с некой иронией; но именно этого молодой человек и ожидал. Она, несмотря на то, что редко приходила в неописуемый восторг от каких бы то ни было событий, была чрезвычайно рада тому обстоятельству, что помолвка ее сына состоялась. («Особенно после этой дурацкой истории, в которую попала миссис Рашворт», — замечала она, обращаясь к Дженни и имея в виду тот трагический, по мнению Ньюлэнда, случай, который оставил неизгладимый след в его душе). Как бы там ни было, Мэй Велланд была самой блестящей партией во всем Нью-Йорке. И, разумеется, только Ньюлэнд — лишь он один! — и оказался достойным ее руки. Но эти молодые мужчины такие ветреные и непредсказуемые, а некоторые дамы такие беспринципные — и среди них есть опасные обольстительницы! Поэтому неудивительно, что сердце матери возликовало: как-никак ее сын благополучно миновал остров Сирен и скоро найдет себе пристанище у благословенного домашнего очага.

Такие чувства преобладали в душе миссис Ачер, и они были понятны ее сыну. Но он также прекрасно осознавал, что она была несколько встревожена поспешностью, с которой было объявлено о помолвке, — вернее, ее беспокоила сама причина, а не следствие. Именно из-за этого, поскольку, в общем и целом он был внимательным и чутким молодым человеком, Ачер и предпочел остаться дома в тот вечер.

«Не то, чтобы я не поддерживала корпопативный дух Минготов, — несколько ворчливо произнесла миссис Ачер, поворачиваясь к Дженни, которая одна понимала все нюансы настроения своей матери и чувствовала, когда тень недовольства ложилась на ее обычно приветливое и милое лицо. — Дело вовсе не в этом. Признаться, не понимаю, почему помолвка Ньюлэнда должна иметь какое-то отношение к появлениям и исчезновениям этой мадам Оленской.»

Миссис Ачер вела себя красиво, — пожалуй, даже слишком красиво, — во время их визита к миссис Велланд; но и сам Ньюлэнд и его невеста, несомненно, догадывались, что миссис Ачер с Дженни сидели, как на иголках, ожидая, что в любой момент может появиться графиня Оленская. И когда они все вместе возвращались домой, она позволила себе заметить: «Я благодарна Августе Велланд за то, что она приняла нас одних.»

Признаки внутреннего беспокойства заставили Ачера сильнее, чем он бы того хотел, осуждать Минготов. Все-таки они зашли слишком далеко, думал молодой человек. Но поскольку Ачеры, не сговариваясь, обходили молчанием главный предмет, он ответил просто: «Видишь ли, так уж заведено, что во время помолвки знакомишься если не со всеми, то во всяком случае со многими членами семейства своей будущей супруги, и приходится участвовать в разных церемониях. У меня одно желание, — чтобы они поскорее закончились!»