Век перевода. Выпуск первый (2005)

Витковский Евгений Владимирович

***

Любишь — и караулом Звезды бдят над тобой, Смутным полночным гулом В дали влечет прибой, Высится неизменно Там, где смолкает речь, Анадиомена Возле обнятых плеч. Любишь — и льется время, Вечных дождей напор, С сердца смывая бремя, Гнетшее с давних пор. Гавань? Забудь обычай! Ной, ковчег, Арарат Стали воде добычей — Нет для нее преград. Любишь — и повторяешь Вслед за другим слова, Кружишь — и открываешь: Память

везде жива, Близость — и ты часами, Чуя чужую дрожь, Там, где трепещет пламя, Даришь себя и берешь.

***

Тайною окутан одинокий, Образы бегут к нему волной — Зарожденье, всходы, токи, Даже тени их впитали зной. Зреет там, в его покое, Сокровенных помыслов запас, Губит он в себе людское — Всё, что сводит и питает нас. Смотрит он, бесстрастный и суровый, Как земля меняется, и вот Смерти нет и жизни новой: Совершенство в тишине грядет.

***

Как одиноки мы в те дни, Когда от нас уходит лето! В багрец и злато всё одето, Но неги сада — где они? Блеск вод и неба — голубой, Краса полей — еще живее, Но где победа и трофеи Страны, представленной тобой? Там, где изменчивы черты И где всему лишь счастья надо, Под шум вещей, среди их чада Не счастью — духу служишь ты.

ТЕМНЫЙ

I

О, если б он вернул мне дар печали, Что мне сжимала сердце, так нежна, Когда глаза везде венки встречали, Когда слезилась каждая стена. Ты мучился, но воскресал во благе, Ты умирал, но умирал любя, А ныне слышно, как при каждом шаге Пустеют коридоры без тебя. Да, пустота — одно из откровений, В которых Темный нам всего видней, Прими ее в печали, без сомнений, Но это — не печаль минувших дней.

II

Дать возрасти уединенью надо, Отринь всё то, что знало первый день, И погрузись в безмолвных ветел стадо, Землею черной ввергнутое в тень. Свет ярких солнц — призыв к дороге дальной, К часам невыносимой суеты, Милее мне смотреть, как сад миндальный От дерзких взоров прячется в цветы. Здесь слышен Темный, недоступный встрече, Лишь чтоб увлечь, он нас возносит сам, Но милость, гнев, видения и речи Он человечно оставляет нам.

III

Сонм мудрецов, чье слово всем желанно, Таящийся (а может быть, и нет) В пределах тропиков и океана, Умы людей волнует много лет. У инков, в Занзибаре ль это слово? Повсюду мифы, сходные точь-в-точь, Но не узнал никто еще такого, Что перед Темным не отступит прочь.

IV

Седы холмы, на реках седина — Их лоно предков всех веков вместило, — А на прибрежье новая жена Стан развернула, косы распустила. А рядом бычье стадо топчет луг, Разя рогами спереди и сзади, Доколе муж не вступит в этот крут, Чтоб всё смирить — рога, и стан, и пряди. И всё тесней помчится хоровод — Родов, скорбей

и радостей круженье. Он знает, что вернется всё вот-вот, Лишь Темный остается без движенья.

СТИХОТВОРЕНИЕ

Во имя отмеряющего сроки Ты взгляд простер, с людской судьбою в лад, Не вопрошая о грядущем роке, На срок, в котором погибает взгляд. Холодное вещей прикосновенье Нам жжет лицо, из уз на волю рвясь… Есть лишь один ответ: в стихотворенье Вещей и слов мистическая связь. Будь это гефсиманская руина, Где глубочайший дух стенал с трудом, Иль Посилипп, где кровью Конрадина Былой позор смывал анжуйский дом, — Вновь будет крест, вновь судоговоренье, Без крови, но судьбы не отменить: Заклятье — в строчках, рок — в стихотворенье, Пропела парка, и прядется нить. Во имя отмеряющего сроки — Лишь тенью нам себя являет он, Что завершает года крут широкий, Но нам невнятно пение времен, — Год на камнях истории творенья, Камнях небес, камнях, где сил поток, — И твой настанет срок: в стихотворенье Страдания и ночи монолог.

ХОРХЕ ЛУИС БОРХЕС(1899–1986)

ХВАЛА ТЕНИ

(Дж. Джойсу)

Жизнь мира — от рассвета до заката, И предстают в ночи передо мной И ад, и рай, еврея путь земной И Карфаген, разрушенный когда-то. Дай, Боже, сил и подбодри меня, Чтоб я сумел достичь вершины дня!

Наталья Галкина^{8}

ФРАНСУА ВИЙОН (1431 — после 1463)

БАЛЛАДА СОСТЯЗАНИЯ В БЛУА

От жажды гибну я у родника, Дрожа в ознобе, на костре сгораю; Мне, как чужбина, родина горька, Я обретаю всё, я всё теряю; Всем верю, никому не доверяю; Я, червь нагой, корону надеваю, Я всемогущ, ничем мне не помочь, Смеюсь сквозь слезы, в старых снах плутаю, Все принимают, каждый гонит прочь. Нет в мире постоянней перемены, Меня неясность истиной влечет, Я сомневаюсь в том, что несомненно, В расчете точном вижу я просчет; Ничто ни с чем сочту наперечет; В отчаяньи опору обретаю, А утром говорю: «Настала ночь!» Всё помню, ничего не понимаю. Все принимают, каждый гонит прочь. Я беззаботен, всё меня тревожит, Люблю владеть, но не люблю хранить, Лишь похвала число обид умножит, И невиновных легче обвинить; Лишь тот мне друг, кто станет говорить, Что белый лебедь — это ворон черный, Похожа правда на вранье точь-в-точь; Не предавать, а помогать зазорно, Все принимают, каждый гонит прочь. О принц, я сообщаю вам с поклоном: Живу я только по своим законам, Но получить награду я не прочь. Я слеп и глух. Так будьте благосклонны! Все принимают, каждый гонит прочь.

ДЖОРДЖ ГОРДОН БАЙРОН (1788–1824)

СТАНСЫ НА МУЗЫКУ

1

Нет радости, милее той, что Рок придет отнять, Когда настанет час уму и чувствам отпылать; Зачахнут розы нежных щек и сердца первоцвет, И увяданье нас уймет почти во цвете лет.

2

А те, кто схоронил в волнах обломки светлых дней, Плывут на отмели греха и в океан страстей, Им тщетно компаса игла указывает путь К фата-моргане берегов, которых не вернуть.