Век просвещения
Шрифт:
– Ничего, побарабанит и уймется, – пробормотал Карлос, зарываясь головой в подушку.
Однако, убедившись, что грохот не утихает, он в конце концов накинул халат и, взбешенный, спустился в прихожую. Выглянув на улицу, он успел различить какого-то человека с огромным дождевым зонтом, – незнакомец как раз поспешно заворачивал за угол. На полу валялась визитная карточка – ее, должно быть, просунули под дверь:
Выбранив про себя незваного гостя, Карлос вновь улегся в постель и тут же забыл о нем. Когда юноша проснулся, взгляд его упал на карточку, она казалась зеленой, так как ее освещал последний луч солнца, проникавший сквозь зеленое стекло слухового окошка. Вечером молодые люди, как обычно, собрались в гостиной, загроможденной ящиками и тюками; Великий Альберт уже занялся своими физическими опытами, но тут в двери принялись стучать с таким же ожесточением, как утром. Пробило десять, – для них это был совсем ранний час, но по представлению обитателей города стояла уже ночь. Софию внезапно охватил страх.
– Мы не можем принять здесь постороннего человека, – сказала она, впервые поняв, какое странное впечатление должна произвести
Больше того, допустить посетителя в недра их семейного лабиринта было все равно что выдать секрет, доверить чужому свою тайну, позволить, чтобы рассеялись чары.
– Не открывай, ради бога! – воскликнула девушка, умоляюще глядя на Карлоса, поднимавшегося с места с раздраженным видом.
Но было слишком поздно: стук молотка, висевшего у ворот, вырвал Ремихио из крепкого сна, и он уже вводил в гостиную какого-то незнакомца, держа в вытянутой руке канделябр. Возраст гостя нелегко было определить, – ему могло быть лет сорок или тридцать, а может, и того меньше, – лицо его, видимо, мало менялось с годами, как это бывает у людей с необыкновенно подвижной физиономией и преждевременными морщинами на лбу и на щеках; такие люди мгновенно переходят (и это стало понятно после первых же слов пришельца) от крайнего возбуждения к спокойной иронии, от неудержимого смеха к суровому и упрямому молчанию – Свидетельству неукротимой воли человека, способного навязать другим свои взгляды и убеждения. Обожженная солнцем кожа и грива небрежно отброшенных назад волос, как того требовала последняя мода, дополняли облик этого крепкого, пышущего здоровьем мужчины. Из плотно облегавшего могучий торс платья выпирали мускулистые руки и крепкие ноги, судя по всему, не знакомые с усталостью. У него был грубый, чувственный рот, а очень темные глаза так сверкали, что их властный и надменный взгляд трудно было выдержать. Видно было, что это человек недюжинный, но при первом знакомстве он мог в равной мере внушить и симпатию и отвращение. «Такие вот мужланы способны разнести весь дом, если задумают проникнуть в него», – сказала себе София. Раскланявшись с церемонной учтивостью, которая не могла, однако, заставить позабыть о бесцеремонности, с какой он перед тем ломился в дом, посетитель заговорил столь быстро, что никто не мог и слова вставить; он объявил, что приехал с письмами к их отцу, об уме и необыкновенных способностях которого ему рассказывали просто чудеса; в нынешнее время, присовокупил он, необходимо устанавливать новые связи и заключать новые торговые сделки, и здешние негоцианты, права которых никто не ограничивает, должны завязывать отношения с другими островами Карибского моря; он позволил себе привезти скромный подарок – несколько бутылок вина, оно в здешних краях неизвестно, и… Когда же молодые люди в один голос крикнули, что отец их уже давно умер и похоронен, чужестранец, изъяснявшийся на забавном жаргоне, состоявшем из испанских и французских слов, сдобренных малой толикой английских выражений, разом остановился и только растерянно вымолвил: «Ох!» В этом возгласе одновременно прозвучало и сочувствие и разочарование, он настолько не вязался с его предыдущей речью, что братья и сестра, не успев подумать, как неуместен смех при подобных обстоятельствах, дружно расхохотались. Все это произошло так быстро, так неожиданно, что негоциант из Порт-о-Пренса сперва несколько смутился, но тут же, в свою очередь, громко рассмеялся.
– Господи, да что ж это такое! – вырвалось у Софии, которая опомнилась первой.
При этих словах лица у всех вытянулись. Однако лед уже был сломан. Гость, не ожидая приглашения, прошел вперед; судя по всему, его нисколько не удивил ни беспорядок в гостиной, ни странный наряд Софии, которая забавы ради надела на себя сорочку Карлоса, доходившую ей до колен. Незнакомец с видом знатока постучал пальцем по фарфоровой вазе, провел рукой по лейденской банке, похвалил качество буссоли, покрутил архимедов винт, пробормотав что-то насчет рычагов, которые могут перевернуть мир, а потом принялся рассказывать о своих путешествиях: сперва он поступил юнгой на судно и покинул Марсель, где его отец – сын этим очень гордился – был пекарем, и пекарем первоклассным.
– Труд пекаря весьма полезен для общества, – заметил Эсте-бан, обрадованный тем, что наконец-то он видит чужеземца, который, ступив на почву его родного острова, не кичится своими предками.
– «Лучше мостить дороги, чем мастерить безделушки из фарфора», – объявил гость, приведя классическое изречение.
После этого он заговорил о своей кормилице, черной, как вакса, уроженке острова Мартиника, – она была как бы предвестницей его будущих путешествий, потому что, хотя он с юных лет мечтал побывать в Азии, все корабли, на которые ему удавалось наняться, отправлялись на Антильские острова или в Мексиканский залив. Незнакомец с увлечением рассказывал о коралловых рощах на Бермудских островах; о необыкновенных богатствах Балтимора; о карнавале в Новом Орлеане, который мог поспорить даже с парижским карнавалом; о водке из Веракруса, настоянной на луговом крессе и мяте; так он постепенно добрался до залива Пария, посетив по пути Жемчужный остров и далекий Тринидад. Уже став лоцманом, он прибыл в Парамарибо, дальний город, которому могли бы позавидовать многие другие города, кичащиеся своею красотой; при этих словах гость указал пальцем на пол и прибавил, что в Парамарибо он видел широкие улицы, обсаженные апельсиновыми и лимонными деревьями, – стволы у них для пущего эффекта изукрашены морскими раковинами. На борту чужеземных кораблей, стоявших на якоре возле форта Зеландия, происходили пышные балы, и голландки, прибавил он, подмигивая юношам, не скупились на знаки внимания к морякам. Вина и напитки со всего света можно было отведать в этом необычайно живописном заморском городе; на пирушках тут прислуживали негритянки, увешанные браслетами и ожерельями, одеты они были в ситцевые юбки и легкие, почти прозрачные блузы, обтягивавшие высокую и упругую грудь; чтобы успокоить Софию, которая при этих словах нахмурила брови, он весьма ловко облагородил нарисованную им картину, приведя французский стих, где говорилось о рабынях-персиянках во дворце Сарданапала, носивших такой же наряд.
– Благодарю, – процедила сквозь зубы девушка, которая про себя не могла не согласиться, что ход был весьма искусный.
Впрочем, продолжал рассказчик, меняя географические широты, Антильские
10
Сефарды – потомки испанских евреев, изгнанных из Кастилии и Арагона в 1492 г. Им запрещен был доступ в испанские владения в Америке, но они пользовались всеми правами в голландских колониях, а остров Кюрасао, лежащий у венесуэльских берегов, с начала XVII в. принадлежал Голландии.
11
Константин XI Палеолог – последний византийский император (1448 – 1453), пропавший без вести в дни штурма Константинополя турками в мае 1453 г.
– А майор английской армии не может заблуждаться, – прибавил рассказчик непререкаемым тоном.
Заметив, что посетитель, несомненно, вырос в глазах Софии, Карлос снова перевел разговор на тему о путешествиях. Однако теперь гость говорил только о городе Бас-Тер на острове Гваделупа, он упоминал о его источниках пресной воды и о домах, которые походят на дома, скажем, в Рошфоре или в Ла-Рошели.
– Моим юным собеседникам знакомы эти города?…
– Воображаю, какая там скучища, – откликнулась София. – К сожалению, нам придется там задержаться на несколько часов, когда мы отправимся в Париж. Уж лучше расскажите нам о Париже, ведь вы, должно быть, знаете его как свои пять пальцев.
Гость искоса взглянул на девушку и, ничего не ответив ей, стал рассказывать о том, как он ездил из Пуэнт-а-Питра в Сен-Доменг [12] , где хотели открыть дело; но в конечном счете он обосновался в Порт-о-Пренсе, там у него превосходный магазин, полный различных товаров, кож, всевозможных солений…
– Какая гадость! – прервала его София.
– …в бочках и бочонках, пряностей, – невозмутимо продолжал гость, – словом, магазин приблизительно такой, comme le votre [13] , – закончил француз и, не поворачивая головы, ткнул большим пальцем в стену.
12
Сен-Доменг – французское название острова и колонии Санто-Доминго (или Сан-Доминго).
13
Как ваш (франц.).
Этот жест показался девушке недопустимо развязным.
– А мы в дела не вникаем, – заметила она.
– Да, это было бы нелегко и обременительно, – пробормотал гость.
И, без всякой паузы, он стал рассказывать, что недавно вернулся из Бостона, большого торгового города, где без труда можно закупить пшеничную муку по более дешевой цене, чем в Европе. Как раз теперь он ждет груз муки, часть собирается продать на месте, а остальное отправит в Порт-о-Пренс. Карлос уже собирался вежливо выпроводить этого незваного гостя, который сперва так интересно рассказывал о своей жизни, а потом перешел на ненавистный им предмет – заговорил о купле и продаже, но тут посетитель непринужденно поднялся с кресла и с таким видом, будто он находится у себя дома, направился к стопке книг в углу гостиной. Перебирая томики, он бурно выражал свою радость всякий раз, когда имя автора было связано с какой-либо передовой доктриной – политической или религиозной.
– Я вижу, что вы au courant [14] , – объявил он, завоевав этим расположение молодых людей.
И вскоре они уже показывали ему книги своих любимых авторов, а чужеземец снисходительно ощупывал эти издания, даже зачем-то нюхал бумагу и переплеты из телячьей кожи. Затем он направился к физическим приборам и стал собирать какую-то машину, разрозненные части которой валялись в беспорядке на столиках.
– Эта штука также служит для вождения судов, – проговорил он.
14
В курсе (франц.).
В комнате было очень жарко, и гость попросил разрешения снять сюртук; молодые люди были немало удивлены и обескуражены этой просьбой, видя, как бесцеремонно вторгается незнакомец в их заветный мир, который в тот вечер казался тем более странным, что возле «Тропинки друидов» или «Падающей башни» маячила фигура постороннего. София понимала – гостя следует пригласить к столу, однако ее смущало, что чужой человек разделит с ними трапезу: ведь они в полночь ели то, что обычно едят в полдень; но в это время гость, уже успевший наладить квадрант, назначение которого было для них до сих пор загадкой, выразительно посмотрел в сторону столовой, где еще до его прихода был сервирован завтрак, и сказал: