Век сурка
Шрифт:
— Это разумный подход, — согласился дед Егор. — Впрочем, колено я тебе прострелить и в машине могу.
— А может не надо, Егор Михайлович? — поинтересовался Кабан. — Вы-то можете, а мне потом опять чехлы стирать и салон отмывать.
— А может, и не надо, — согласился дед Егор. — Посмотрим, как у нас разговор сложится.
Он подвинулся, и я сел в машину. Кабан нацепил обратно свою кобуру и тоже сел в машину.
В салоне было темно и прохладно, и, кроме нас троих, больше никого не было. Кабан крутанул руль и тронулся с места.
— Ну, рассказывай, —
— А вы это у него еще не отобрали, что ли? — удивился я.
— Если бы отобрали, я бы не спрашивал, — сказал дед Егор. — Мы, конечно, теперь к парнишке присмотримся, глаз с него сводить не будем, но и прессовать по-взрослому пока нет необходимости. Так что ты ему дал?
— Рулон бумаги, — сказал я.
— Зачем?
— Это его пропуск.
— Пропуск куда?
— Не куда, а откуда, — сказал я. — Отсюда.
— Завербовать его вздумали, значит? И что в нем такого ценного?
— Слушайте, — сказал я. — А вы думаете, я на самом деле кто?
— А мы не думаем, — сказал дед Егор. — Мы ждем, пока ты сам нам это поведаешь, ек-макарек. Кто то, откуды ты и зачем такой красивый здесь отираешься. Что в этом парне такого ценного?
— У него большой потенциал.
— Да? А так сразу и не скажешь, — дед Егор потер небритый подбородок.
— Как вы на меня вышли? — спросил я.
— Да ты наследил, как стадо бегемотов на футбольном поле, — сказал дед Егор. — У наших граждан, понимаешь ли, установка все подозрительное отслеживать и сообщать об этом, куда следует, а ты с самого утра себя очень подозрительно вел. Цепочка эта в ломбарде, отсутствие паспорта, потом телефон сразу пошел покупать… Как будто ты не местный, и когда я говорю "не местный", я не имею в виду "не наш, не советский", а, так сказать, более широкий смысл этого слова использую, ек-макарек. Так что я думаю, ты оттуда.
С этими словами он ткнул пальцем в потолок, явно используя более широкий смысл этого жеста.
— Оттуда, — согласился я. Если они хоть немного в курсе, то так даже проще.
— Уже что-то, ек-макарек, — сказал дед Егор. — Первый раз ты засветился в ломбарде. Цепку мы твою конфисковали… в смысле, залог выкупили, сейчас эта штука в лаборатории, и я готов поставить свой годовой оклад против дырявого сапога, что результаты экспертизы нас удивят. Оценщица связалась с нами, а дальше мы отследили твой путь по камерам. В обе стороны, кстати. И водителя нашли, который тебя где-то посреди леса подобрал. Вот в лесу у нас камер нет, поэтому мы не знаем, с какого летающего блюдца ты у нас высадился и где оно сейчас припарковано.
— Оно улетело, — сказал я.
— Хорошо, что не утонуло, ек-макарек, — сказал дед Егор. — У нас тут на прошлой неделе такие дожди шли, что я временами думал, что опять в Венеции. Где ты, кстати, на нашем так хорошо балакать научился?
— Да я местный, — сказал я. — Был когда-то.
— И что заставило тебя эмигрировать?
— Скоро сами поймете, — сказал я.
— Как скоро?
— Точно не скажу. Может быть,
— Для кого лучше?
— Вообще, — вздохнул я.
— Ладно, — сказал он. — Теперь давай поговорим без всяких экивоков, ек-макарек. Система?
— Придет.
— Но неизвестно, когда?
— Именно так.
— Как это будет? Зомби, кровь, кишки, мозги наружу?
— Скорее всего. Но это сначала.
— А потом — вторжение?
— Почти сразу, — сказал я.
По правилам Игры, вторжение начинается, когда первый из игроков нового мира достигает сотого уровня. На это обычно около недели уходит, плюс-минус. Но около недели на это уходит в абсолютно новом мире, а здесь же достаточно, чтобы кто-то из уже прокачанных игроков вошел в свой старый аккаунт.
А игроков выше соточки тут — миллионы. И даже если круглосуточно и при помощи всех средств массовой информации крутит предупреждение, что так лучше не делать, кто-нибудь все равно войдет.
Может быть, назло всем. Может быть, чисто по приколу.
А может быть, он просто глухой отшельник и живет в лесу, где даже радио не ловит.
Но вторжения в любом случае не избежать. Такова уж человеческая природа.
— А ты здесь зачем?
— Чтобы предупредить, — соврал я. — Но вижу, вы и так в курсе.
— Кто надо, тот в курсе, — согласился дед Егор. — А людям мы пока не говорим. Надо поберечь их, людей-то.
— А как вы им тогда повышенную готовность прививаете? — поинтересовался я. — И прочие собранность с настороженностью?
— Империалистическими происками, — сказал дед Егор.
— То есть, по привычной схеме пошли, — сказал я.
— Зачем менять то, что работает? — дед Егор почесал подбородок. — Это с нами уже было, да?
— Да, — согласился я. — Несколько раз.
— Как это остановить?
— Если вы говорите о приходе Системы, то боюсь, что никак, — сказал я. — Она уже здесь, и мой визит тому свидетельством. Если же речь идет о том, чтобы прервать цикл, то я как раз пытаюсь в этом разобраться. Но для этого мне с вашим президентом надо поговорить.
— Да вот еще, — фыркнул дед Егор. — Если мы каждого галактического голодранца к президенту водить будем, никаких президентов на вас не хватит, ек-макарек.
— А что, до меня еще кто-то был? — удивился я.
— Нет, — сказал он. — Это я фигурально. Значит, в одном из прошлых циклов тебе удалось остаться там?
— Да, — сказал я, не вдаваясь в подробности.
Так-то я был тем самым человеком, который эти циклы запустил. А саму программу их президент писал, и присутствовала некая ирония в том, что он сейчас пытался разгрести последствия своего собственного кода.
По крайней мере, так я эту ситуацию видел.
— Ну и как оно там?
— Нормально, — сказал я. Было бы нормально, если бы я не начал играть на том высшем уровне, где магистры, боги-императоры и боги сражаются в неведомыми среднеуровневым игрокам угрозами. — Жить можно.