Век воли не видать
Шрифт:
– Идём туда вместе, попробуем разрулить ситуацию.
«Давай».
Данимир повернулся к застывшей Варе.
– В сорок четвёртом заварилась каша, мы с Даном нырнём туда и…
– Поняла. Что делать мне?
– Ждать. Я обязательно вернусь!
Данимир уселся в кресло поудобней и взял в руки эргион.
Сгинь, нечистая сила!
Идея выйти в голове первого же попавшегося «родственника» пришла после нескольких минут паники и страха. В конце концов, он не в тайге заблудился и мог в любой момент превратиться из «призрака в человека»,
Так Прохор и сделал. Просчитал до ста, вспомнил советы учителей и выплыл в голове «родича», не зная ни номера его числомира, ни кто он и кем работает.
Местный Прохор сидел в ресторане с девушкой и потягивал какой-то коктейль, судя по всему, безалкогольный.
Одет он был в чёрную атласную безрукавку, белую рубаху со стоячим воротником и серые брюки.
Девушка напротив выглядела исключительно стильно.
На ней было цветастое платье с большим вырезом на груди и белый пушистый шарф или платок, сдвинутый на плечи. Она картинно курила длинную, коричневую, с золотым ободком, сигарету, поднося её к ярко накрашенным губам (помада была золотистая) двумя пальцами. Лицо у девушки было милое, с выдающимися скулами, что говорило о примеси азиатской крови, и волосы цвета воронова крыла, волной падавшие на одно плечо, подчёркивали это.
– Пора, – сказала она с акцентом.
Прохор допил коктейль, бросил на стол две радужные бумажки – купюры непонятного достоинства, и пара направилась из ресторана в ночь.
Прохор-гость думал, что отдыхающих ждёт машина, но ошибся.
Пара быстро миновала освещённую площадь, где сновали автомобили необычных форм, углубилась в плохо освещённый квартал с громадами зданий по обеим сторонам узкой улицы.
Почти все окна зданий вокруг давились темнотой, и даже встречающиеся витрины магазинов почти не освещались, будто в этом районе города экономили электричество.
Вместо того чтобы ускорить шаг, пара пошла медленней, в руках обоих появились сигареты, Прохор положил левую руку на талию спутницы, и они время от времени стали останавливаться и целоваться.
При этом лицо девушки не выражало никаких чувств, а в глазах её стыло некое ожидание, не связанное с предполагаемым отдыхом.
Машин в этом районе города было мало, отчасти потому, что шёл первый час ночи (Прохор мельком посмотрел на часы), отчасти по причине удалённости от центра.
Мимо проехал приземистый кар ярко-жёлтого цвета с открытым верхом, притормозил. Пассажиры внимательно посмотрели на обнявшуюся пару, и машина поехала дальше. Однако через пару минут она вернулась, стала на противоположной стороне улицы, подальше от фонаря.
Прохор-гость насторожился, предвидя неприятную встречу. Захотелось предупредить «брата», который, наоборот, отвернулся от машины, прижимая к себе подругу. И в этот момент послышался тихий шёпот девушки:
– Они клюнули!
– Вижу, – так же тихо, одними губами, ответил местный Прохор.
Четвёрка пассажиров кабриолета высыпалась наружу, в мгновение ока окружила всё ещё обнимавшуюся пару. Послышались смешки, затем гнусавый голос, в котором звучал тот же непонятный акцент, с каким говорила спутница местного Прохора:
– Эй, вахлы, ша не в парке лядите?
Прохор и спутница отпрянули друг от друга, завертели
Самый могучий из парней, обладатель гнусавого голоса, – волосы на висках у него были выстрижены, от чего выделялся срединный «петушиный» гребень, – в жёлтом пиджаке на голое тело, подошёл ближе, ухмыляясь.
– Кака краля! Пошли с нами.
– А-а, мушики, вы чё? – забормотал Прохор. – Мы вас не трогали, идите своей дорогой.
«Мушики» загоготали.
– Они нас не трогали, – ударил себя по ляжкам ещё один бугай, чернявый, с неприятным одутловатым лицом. – А шо, мехлюй, мог тронуть?
Двое парней схватили девушку за руки.
– Иди, не ломаись, шо ты с вахлом бузнутым делаишь.
Прохор кинулся на подмогу подруге, и его ударили кулаком в живот, так что боль волной прошлась от живота по спине в голову и обрушилась не только на сознание хозяина, но на сознание гостя.
Прохор-44 инстинктивно «отшатнулся» и сорвался в «колодец» психофизического не-пространства, связывающий психики «родственников», сверху вниз понеслись световые вспышки, знаменующие выходы в головы Прохоров, живущих в других числомирах. Сознание разбилось на несколько фрагментов, и ему стоило большого труда собрать фрагменты вместе, в единое целое. Приблизился очередной «свет в конце тоннеля». Судорожно извернувшись, Прохор нырнул в это световое окно и «вывалился» в голову «родственника», абсолютно не представляя, где этот «родственник» обитает.
Глаза местного Прохора были закрыты.
Гостю показалось, что он спит.
Но уже в следующее мгновение Прохор-путешественник понял, что голова Прохора-хозяина пуста! Сознание его отсутствовало! Оно не спало, не находилось под влиянием изрядной порции алкоголя и не бродило по лабиринтам памяти, оно просто было в отлучке!
Прохор успокоился, картина вечернего города и банды, напавшей на их Прохора, начала бледнеть, оставляя неприятный след в душе с чувством вины: будто он сбежал с поля боя.
Пришла мысль «разместиться» в голове и в теле хозяина как в пустом помещении, так как он при этом никому не мешал. С некоторым трудом ему это удалось, хотя «на голову» тут же свалилась куча ощущений, сигнализирующих о положении тела местного Прохора; он лежал в кровати под одеялом в одних трусах.
Прохор попытался открыть глаза, и это ему снова удалось сделать, хотя зрение восстановилось не сразу, пришлось «наводить резкость», как у окуляров бинокля.
Местный Прохор действительно лежал навзничь на кровати, под лёгким полотняным одеялом. На соседней кровати лежала молодая женщина, обратив бледное, осунувшееся лицо к потолку. Глаза у неё были закрыты, и дышала она так тихо и незаметно, что казалась мёртвой.
Прохор пригляделся к ней внимательно, и ему показалось, что женщина похожа на Павлину.
Он привстал на локтях, оглядел спальню, выглядевшую необычно, довольно просторную, полную знакомых вещей, но с необычными очертаниями. Комод, кровати, пуфики, скамеечки, гардины – всё было на месте, и всё имело иные геометрические пропорции.
Прохор сел, прислушиваясь к живой пульсирующей тишине дома, в которой угадывались какие-то голоса, стуки, шаги и скрипы. Никакой одежды на пуфиках не лежало, и он обмотался одеялом, сделал шаг к окну.