Век воли не видать
Шрифт:
– Ничего, пусть порезвится на свободе, – улыбнулся Даныбай, не разделяя тревоги женщины. – Он прав, надо тренироваться. Только чур – не зарываться!
– Будешь меня учить, – пробурчал Прохор, устраиваясь в шезлонге.
Павлина села рядом, накрыла рукой его ладонь, но тут же убрала, испугавшись, что это помешает числопутешественнику сосредоточиться.
Медитировать он никогда не учился, поэтому прошло какое-то время, прежде чем удалось отстроиться от посторонних шумов, прилетавших в каюту извне, и от собственных переживаний. Голова стала ясной, прозрачной, парящей, мысли
Прохор вспомнил наставления Саблиных.
Базовый универсальный алгоритм передаётся фигурой куба…
Он представил, что сидит в кубе и сам превращается в куб.
…куб формирует сознание в поток знаковой семантики…
Прохор рассыпался словами русского языка: голова – шея – плечи – руки – торс, – пока не дошёл до пальцев ног.
…погружаемся в транс…
Глаза закрылись, комната и все, кто в ней находился, перестали восприниматься как объекты и субъекты, рассыпаясь на цифры и символы.
…соединяем цепочку цифр и фигур в структурную связь, переходим к четырёхмерному восприятию…
Голову омыла абсолютная безмерная тишина, органы тела перестали чувствоваться, сознание обрело странную плотность и подвижность, превратилось в сгусток мыслеволи.
…выходим за пределы тела и этого мира…
Мыслеволя рванулась пулей прочь, пронизывая материальную оболочку тела, каюту, планету вообще, вонзилась в необычного вида тоннель, ощущаемый одновременно океаном тьмы и бездной, пронизываемой мчащимися навстречу невидимыми, но ощущаемыми обручами не-света.
Вспышка! Голова сорок пятого Прохора. Дальше!
Вспышки пошли одна за другой, превратились в объёмную сетчатую фигуру движения – не-движения.
На сотой вспышке Прохор перестал считать проносящиеся мимо – и сквозь него – световые обручи, означающие выходы в психику «родственников». Ему хотелось достичь экзотических миров, порождённых удивительными цифросочетаниями, а они лежали, по утверждениям Саблиных, за семизначными числомирами.
Полёт в тоннеле, соединявшем психосоматические структуры-«души» Прохоров Смирновых, продолжался не очень долго – по ощущениям самого числопутешественника. Показалось, он достаточно удалился «от самого себя», чтобы без особых опасений выбраться из тоннеля числоперехода и выглянуть «наружу» – в мир, окружавший дальнего «родственника».
С мыслью: интересно, какой это превалитет? – Прохор осторожно «затормозил» и «высунул тонюсенький усик антенны» в сознание «родственника».
«Брат во числе» в этом мире существовал, поскольку его пси-сферу можно было «пощупать». Но человеком он скорее всего не был. Правда, в данный момент Прохору-путешественнику было не до определений и оценок состояния «родственника», думать и находить знакомые образы, комбинации фигур и ощущений он начал после возвращения домой.
Впечатление было, что он попал внутрь виртуального, рождённого компьютером кристалла, атомы которого, видимые как разные геометрические фигуры, соединялись растяжками и гофрированными трубами, создавая бесконечное, объёмное, геометрическое пространство огромной сложности.
Мало того, всё это пространство, освещённое невидимым источником (светился,
Местный Прохор и сам мчался «в толпе» себе подобных летунов, искусно маневрируя и уворачиваясь от попадавшихся на пути балок и связывающих конструкцию невиданного масштаба в кристаллическую решётку.
Через несколько мгновений виртуозного маневрирования Прохор-хозяин свернул к одному из ядер в форме куба и врезался в него, не снижая скорости, испугав Прохора-гостя.
Однако его носитель не разбился. Подобные фокусы здесь были в порядке вещей. Весь этот мир жил по законам постоянной трансформации, изменения форм предметов, объектов и живых организмов, представляя собой невероятной сложности объёмный калейдоскоп, поэтому разобраться в его пластичной текучести человеку из «твёрдого и плотного» мира было не под силу.
Местный Прохор тем временем метнулся к одной из ребристых зеленоватых колонн, пересекающих кубическое ядро, к которому подстыковывались трубы и ванты, идущие к другим ядрам «кристаллической решётки», и воткнулся в неё тем же манером – на всей скорости, не тормозя.
Прохор-пассажир «отшатнулся», не сумев сдержать чувств; чтобы привыкнуть к такому движению, надо было время.
По-видимому, его реакция не ускользнула от внимания Прохора-носителя. Он резко остановился посреди трубы, которая оказалась кабиной местного лифта, ткнул пальцем в чёрное пятно на стене, и Прохор-гость почувствовал дурноту: показалось, он вместе с «родственником» провалился в пропасть. Но это была всего лишь реакция организма Прохора-хозяина на наступившую невесомость.
«Родственник» не встревожился от «падения», зато начал прислушиваться к тишине в своей голове. Затем раздался его тонкий, писклявый, сродни мышиному, мыслеголос:
«Кто здесь?»
Пришлось раскрывать инкогнито:
«Это я… Прохор… ваш числовой… брат».
«Значит, я не ошибся. Из какого изонамбера?»
«Изонамбера? А-а… из сорок… – Прохор «прикусил язык», интуитивно вылавливая в интересе «родственника» негативный привкус. И откуда, кстати, он знает о числомирах? – Из… э-э… сто сорок… шестого».
«Не бреши, твоя энергетика тянет на первые полсотни изонамберов. Впрочем, это уже неважно. Что ты тут ищешь?»
«Ничего… я просто… путешествую… вы так быстро ориентируетесь… у вас уже был кто-то из наших… «родственников«?
«Случалось».
«А в какой превали… изонамбер я попал?»
«В двадцать две тысячи двести двадцать второй».
«Ух ты! Я думал… будет меньше».
Стукнуло в ноги. Тело местного Прохора обрело массу.
Мигнули какие-то вычурные светящиеся символы, открылась дверь (точнее, исчезла часть стены кабины), Прохор-хозяин стремительно вышел в холл какого-то колоссального здания, внутренности которого представляли собой пересечение десятков, если не сотен, решетчатых конструкций и пилонов. По изогнутым поверхностям пилонов сновали меняющие форму не то механизмы, не то существа.