Век золотых роз
Шрифт:
«И все равно это тебя не спасло».
Синх осторожно пробрался к тяжелым створкам. Засов… хм, засов, похоже, был старательно обмазан ядом. Пришлось пожертвовать куском подола, обмотать руки, и только после этого поднять тяжелую доску. Ее и на весу было невозможно удерживать, поэтому синх попросту бросил ее на пол, под ноги, а затем изо всех сил толкнул
Теперь… Куда теперь?
Он повертел головой, не увидел ни одной ловушки. Вокруг – только мрак, какой наверняка царит в подземном царстве Шейниры.
– Иди, – повторила она. Словно наблюдала все это время за перемещениями Избранного.
– Куда? – буркнул синх, – куда идти? Я же ничего не вижу!
– Но слышишь.
Сбоку доносилось едва слышно песнопение. И – сердца синха заколотились под ребрами – Элхадж узнал его… Это было восславление Темной Матери, метхе Саон любил мурлыкать его себе под нос, когда задремывал на слабом северном солнце.
Да будет полно твое ожерелье.Да снизойдет на каждого из нас твой великий дар,Покрывало несущее гибель врагу.«Синхи? Они пришли сюда, в Храм?»
Шейнира засмеялась – словно большая гадюка проползла по гальке.
А Элхадж вытянул руки вперед и осторожно побрел на песнопение. Считая шаги и высматривая подло оставленные ловушки, каковых, впрочем, не оказалось.
Потом его ладони уперлись в деревянную поверхность главных врат; они оказались даже не заперты, просто прикрыты. И синх вдруг подумал, что наверняка это удирали в спешке те оставшиеся в живых наемники, которые имели удовольствие наблюдать гибель своего нанимателя, Отступника от есть.
Элхадж растворил ворота и едва не вскрикнул. Темнота перед глазами рассеялась, превратившись в серую туманную дымку. А в ней замерли светящиеся алым силуэты коленопреклоненных детей Шейниры.
– Мы видел знак, о великий, – сказал кто-то, – и
Элхадж невольно задержал дыхание. Уж такого… такого он не ожидал. Совсем.
– Мм… откуда… откуда вы знаете, кто я? – спросил он.
Силуэты всколыхнулись нерешительно, и тот же голос рек:
– Мы понимаем, ты хочешь испытать нас, о величайший. Но знаки Шейниры, знаки нашей вернувшейся богини никогда не лгут! Разве не видим мы, что под лохмотьями на твоей груди – Ее третий глаз? Тот самый, который дозволено увидеть лишь Избранному?
Элхадж невольно пощупал грудь. И правда, от альсунеи остались обгорелые лохмотья, а там, на коже, пылало клеймо Темной Матери.
– Пусти их, – холодно посоветовала Шейнира, – и пообещай такой же знак каждому, кто будет идти за тобой.
Синх расправил плечи. Что ж… Он был слеп, и изранен. Но все эти дети Шейниры пришли, и поклонялись ему почти как богу-покровителю. Разве оно того не стоит?
– Хорошо, – произнес Элхадж, – проходите. И пусть ваши души засверкают в Ожерелье нашей Темной Матери, а ваши тела наполнятся Ее божественной силой.
Затем… он кое-что вспомнил. Пошарил рукой по поясу, нащупал маленький бархатный мешочек, снятый с шеи Дар-Теена. Да, забыл, забыл в суматохе…
– Посейте эти семена вокруг Храма, – голос Элхаджа набирал силу, взмывая темной птицей над приземистыми башнями, – начинается новый век… век Золотых роз, братья. И пусть священный цветок вернется в Эртинойс. Также, как вернулась Мать всех синхов.
Силуэты во тьме поклонились, кто-то дрожащими руками принял бесценный мешочек.
Элхадж улыбнулся. На миг ему померещился среди всех этих одинаково светящихся фигур синхов плечистый силуэт Дар-Теена; но Элхадж торопливо отвел взгляд. А когда снова обернулся, ийлур уже исчез, растворившись во мраке.