Век
Шрифт:
— Что-что? Что такое путц?
— Мужской орган.
— Ого!
— Одним словом, он обвиняет ее в том, что она обокрала компанию, что является гроссе лигент[53], и девица так боится попасть в тюрьму, что забирает все свои сбережения и покупает билет на поезд в Калифорнию. В поезде она встречает симпатичного парня, который говорит, что он боксер, но на самом деле он шмейклер...
— Переведите, пожалуйста.
— Это... — Моррис беспомощно замахал руками, — что-то вроде карточного шулера.
— Профессиональный жулик?
— Точно! Ну, как бы то ни было, он нравится Крошке Мэри,
Он остановился, чтобы перевести дух, и снова принялся пересказывать сюжет, который был так напичкан недоразумениями, смешными падениями, жульническими трюками и вывертами, что Виктор оставил все попытки уловить хоть какой-нибудь смысл и просто слушал.
Наконец Моррис дошел до кульминационного пункта своего рассказа: Крошка Мэри вызывает этого жулика на поединок и делает тому нокаут!
— Вам не нравится? А потом оказывается, что они по-настоящему любят друг друга, и они женятся и живут долго и счастливо, экран гаснет, конец. Разве это не может принести деньги?
Виктор осторожно кашлянул:
— Что ж, в этом несомненно есть... размах...
— Вам не понравилось? Вы даже не смеялись.
— Мне трудно представить это на экране... Если я не ошибаюсь, вы — автор сценария?
— Я все — сценарист, режиссер, продюсер, торговец. Я никому не позволю испортить мою картину. Мои картины несут на себе отпечаток гения Морриса Дэвида!
— Гм-м-м.
— Если бы у меня была звезда на главную роль, я мог бы продать право на показ в одной только Новой Англии за двадцать тысяч долларов. А в Огайо, Пенсильвании, Индиане и Мичигане — за пять тысяч долларов в каждом из штатов. Я знаю тот район, я продавал там обувь.
— Фильмы — это не обувь.
— Это все одно и то же! Фильмы, обувь, корсеты... Нужно только знать, как продать, а я продавать умею. — Он помолчал. — Но вам я не смогу продать, так ведь?
— Мне бы хотелось иметь копию сметы, а также посмотреть один из ваших предыдущих фильмов...
— «Салат без приправы» идет сейчас в кинотеатре «Фэрфакс» на пересечении Пятой улицы и Третьей авеню.
Виктор сделал у себя пометку.
— Я бы хотел предложить изменить сюжет.
— Все всегда хотят изменить сюжет!
— Вместо того чтобы ссаживать Крошку Мэри и жулика с поезда в Огайо, отправьте их вместе в Калифорнию. Таким образом вы сможете снять свой фильм в Калифорнии. Я слышал, вся кинопромышленность переезжает туда, чтобы избежать фонда Эдисона.
Моррис застонал:
— Как будто я этого не хочу! Но для этого нужны большие деньги...
— Сколько?
— Не знаю, может, пять тысяч... Я хотел бы перевезти туда свою группу и все оборудование, там ведь все еще не налажено... Может быть, десять тысяч...
— Вы думаете, это стоит сделать?
— Конечно, если у меня будут деньги. К тому же климат там получше.
— Внесите эти расходы в смету и приходите ко мне завтра утром. А я пока посмотрю вашу картину.
— Она вам понравится! — воскликнул Моррис, вставая. — Вы будете так хохотать, что упадете со стула.
Во второй половине дня Виктор
Он надеялся, что фильм будет хорошим, потому что ему понравился Моррис Дэвид и заинтриговала идея приобщиться к киноиндустрии. Когда-то «Фэрфакс» был дешевым концертным залом, но в прошлом году владелец поднял его статус до кинотеатра, правда, цена билета оставалась прежней — пять центов.
«Салат без приправы» шел в паре с вестерном «Алая маска».
Трое ребят в грязных кепках разглядывали кадры из фильмов на афише, решая, стоит ли покупать билеты. Виктор подошел к ним.
— Хотите посмотреть фильм? — спросил он.
— Мы хотим пойти на вестерн, — ответил один из парней.
— Давайте договоримся. Я куплю для вас билеты, если вы посмотрите оба фильма, а потом скажете, что думаете о них.
Мальчишки просияли:
— Вот это да! Мы согласны!
Виктор купил им билеты, но он уже не нуждался в их мнении. Через десять минут после того как он начал смотреть «Салат без приправы», он уже хохотал.
Моррис Дэвид, может, и был сумасшедшим, но картины у него были забавные.
ГЛАВА 23
Большой белый дом, стоявший на скалах пролива Лонгайленд, был результатом попытки Виктора заполнить пустоту, образовавшуюся в его жизни после того, как он потерял Джулию Ломбардини. Ему нужно было что-то, что могло бы отвлечь от мыслей о своем горе, и этот дом с колоннами, с его восемнадцатью просторными, наполненными светом комнатами, с теннисным кортом и бассейном, с садом площадью в двенадцать акров и великолепным видом на скалы пролива в немалой степени помог ему в этом. Дом был также чем-то вроде взятки Люсиль. Многолетняя любовная связь заставляла Виктора чувствовать себя виноватым, и он понимал, что, каковы бы ни были его доводы, Люсиль оставалась права: в глазах общественности он был виноват. Он также остро осознавал, что это отразилось на детях, которым приходилось не только терпеть трения между родителями, но и переживать по поводу таинственной «другой женщины» в жизни отца, о которой они, безусловно, слышали. Виктор рассчитывал, что, купив загородный дом, он сможет восстановить мир в семье, и был прав. Дети были в восторге от этого дома, так же как и Люсиль. Дом был гораздо удобнее их коттеджа в округе Датчесс, к тому же пролив увеличивал его привлекательность. Более того, нью-йоркцы из светского общества открывали для себя Северное побережье, что было по душе Люсиль, которой всегда нравилось быть там, где кипит светская жизнь.
В следующую субботу во второй половине дня Лорна раскачивалась в гамаке около дома, потягивая чай со льдом. Внезапно она спросила у матери:
— Кто эта женщина на яхте с папой?
— Мисс Фицсиммонс, — ответила Люсиль. — Она пишет книгу о твоем отце.
— Правда? Как интересно!
— Да, действительно интересно.
Люсиль посмотрела на пролив, где в ста футах от берега яхта Виктора «Сан-Себастьяно», длиной в сорок футов, поворачивала на другой галс.
* * *