Вексель судьбы. Книга 2
Шрифт:
— А разве сейчас идёт война? Так почему те, что хотят поговорить с тобой, берут в заложники твою вчерашнюю подругу и угрожают ей смертью? Откуда желание решать все вопросы, доводя их до крайней точки? Разве это не жестокость?
— Катрин, милая, русская душа тут ни при чём! Везде, где пахнет большими деньгами, люди перестают быть людьми. Возьми тех же американских прокуроров, которые поломали Францу всю жизнь,- разве они не жестоки?
— Не знаю… Но мне лишь кажется, что в России эта жестокость какая-то более сумеречная и первозданная… Не знаю, почему так, но я смертельно
— Я вернусь,— ответил Алексей, целуя Катрин.— Отдам им, что они хотят, и обязательно вернусь. А в тебе, между прочим, чувствуются наши общие корни: “не смогу без тебя прожить” - так ведь клянутся только в России!
Катрин ничего не ответила и присела на стул возле компьютера.
— Завтра в Москве от десяти до семнадцати градусов, утром туман, днём - дымка. Дождя не ожидается,— зачитала она с экрана прогноз завтрашней погоды.
— Спасибо.
— А скажи ещё - как зовут ту девушку, с которой ты приезжал и которую ты должен вызволить из беды?
— Мария. Мария Кузнецова.
Катрин стремительно набрала это имя на клавиатуре, и спустя несколько секунд на экране возникла фотография Марии в белоснежном концертном платье.
— Это она?
— Да, это она. Кажется, фото сделано на президентском концерте.
Катрин произвела несколько быстрых манипуляций, после которых картинка на экране ожила и зазвучала. Алексей вздрогнул - это был их с Марией первый номер с печальным довоенным танго.
— Ты тоже там поёшь?— изумилась Катрин, увидев на экране Алексея.
— Да. Мы выступали совместно.
— Очень красивая песня. А о чём она?
Алексей прислушался. Из бесстрастных динамиков доносился кем-то записанный и выложенный в Сеть их с Марией импровизированный дуэт:
…Этот вечер воскресный -
Берег нашей разлуки,
С неизбежностью смены
Имён и лет.
Положи мне на плечи
Свои тонкие руки,
Подари в нежном взгляде
Последний свет…
— Так о чём вы поёте?— переспросила Катрин, остановив воспроизведение.
— В переводе с оригинала смысл примерно следующий: c’est le notre derniХr dimanche avant que nous soyons dit adieu pour toujours [это наше последнее воскресенье перед разлукой, когда мы разойдёмся навсегда (фр.)]… И далее в том же духе предвоенного декаданса.
— Le notre derniХr dimanche [последнее воскресенье (фр.)]?— словно желая удостовериться в точности перевода, выпалила Катрин.— Это так в оригинале?
— Да. Поэт хотел подчеркнуть, что свидание в воскресный день особенно печально, если оно последнее.
— Сегодня тоже воскресенье…
Досадное совпадение, которое, судя по всему, показалось Катрин провидческим, и в самом деле обескураживало.
— Пожалуйста, не бери
— Хорошо бы, чтобы было так. Но песня действительно очень красивая и исполнена великолепно. Я послушаю ещё раз с начала, ты не возражаешь?
Алексей не стал возражать. Присев рядом с Катрин и опустив одну свою ладонь на её плечо, а другой нежно прикоснувшись к холодному запястью, он старался всем своим присутствием и вниманием согреть её сердце и разорвать охватывающую Катрин отрешённость. Однако он тоже прекрасно понимал, что подобное совпадение не сулит лёгкой разлуки.
Он почувствовал, как его охватывает порыв трепетной нежности к любимой, за которым, правда, провидчески проступал и собственный страх - а вдруг? Вдруг это наваждение свершится - и они уже никогда не встретятся, не заглянут друг другу в глаза, не ощутят горячего дыхания и нежного прикосновения зачарованных губ?
Нет, нет, нельзя, невозможно расставаться в воскресенье, любое расставание в этот день по какой-то роковой неизбежности становится для него, Алексея Гурилёва, роковым и последним! Так было в июльский воскресный вечер в сорок первом, когда прицепной вагон трамвая, раскачавшись на стрелке Астаховского моста, увозил в вечность его фиалкоокую Елену. В воскресный день он простился и с Марией, и теперь, выходит, всё повторяется вновь? Неужели поманившая и блеснувшая путеводной звездой надежда на счастье вновь обернётся горьким разочарованием и одиночеством, и ему в очередной раз придётся ввязываться в затяжную и унылую борьбу, дабы колесо судьбы однажды вновь вынесло его к призрачному чертогу любви и света, от которого до следующей бездны - всего-то шаг?
“Pamietam twoje oczy [помню твои глаза (польск.)]… Ничего не знаю и вряд ли узнаю когда-нибудь потом, а посему, наверное, буду помнить только твои глаза, как когда-то сам пропел, словно всё это предчувствуя…”
Половину ночи, украшая тело Катрин бесконечными поцелуями, нашёптывая и принимая ответные слова любви и вечной верности, Алексей вопреки всем доводам разума пытался убедить себя в возможности если не остановить, то хотя бы перенести в будущее и там сберечь это по-фаустовски прекрасное мгновенье. Когда-то очень давно - может из книг, а может и по наитию - он научил себя поступать подобным образом, и данный опыт всякий раз выручал накануне предстоящих испытаний.
Однако сегодня он с беспокойством наблюдал, как вместо незаполненного пространства, умозрительно разделяющего в его образах нынешнее и грядущее, откуда-то из неведомой глубины пульсирующими всплесками и накатами восстаёт тёмная и мрачная сила, готовая обрушиться и сокрушить хрупкий и выстраданный порядок. Погружаясь в тревожный полусон, он всем своим существом набрасывался на эту мрачную силу, вырывал из неё косматые воздушные куски, гнал обратно и кричал, что не даст ей себя поглотить,- после чего всякий раз просыпался, резко вздрагивая и начиная с жадность глотать застоявшийся воздух.