Вексель судьбы. Книга 2
Шрифт:
Катрин просыпалась следом. Тогда Алексей немедленно прижимал её голову к своей груди, и то шепча, а то временами и выкрикивая, что он “никому её не отдаст”,- начинал отчаянно целовать её волосы и просил, что если его поцелуи начнут вдруг ослабевать, то чтобы она тогда предприняла всё, чтобы не позволить ему забыться…
Однако ночь с каждым часом всё равно брала реванш. В какой-то неведомый миг два дыхания сошлись в унисон, и непроницаемый покой тотчас же укрыл обоих неподъёмной пеленой. Пеленой, за которой становились неразличимыми звёзды и не было слышно, как шумят водопады, перед которыми, подпрыгивая и кружась на зыбкой и нервной
В шесть утра сработал будильник. По прошествии нескольких секунд, которые потребовались Алексею для того, чтобы вспомнить и осознать, где он находится, что происходит и что предстоит, он бесшумно поднялся с кровати и по-военному стремительно стал собираться.
Катрин продолжала безмятежно спать. Чтобы не нарушить её утреннего сна, Алексей опустился на колени и осторожно поцеловал возлюбленную.
Затем он удалился в коридор, где проверил документы, отпер и бесшумно затворил за собой тяжёлую входную дверь и спустился на улицу. Там уже дожидался заказанный накануне таксомотор.
…Около пяти часов вечера самолёт из Женевы совершил посадку в столичном аэропорту, долго выруливая к месту остановки по влажному серому бетону в окружении тёмных елей и начинающих желтеть подмосковных берёз.
А спустя полчаса Алексей был задержан при прохождении погранконтроля. Несколько часов изнурительного и отрешённого ожидания прошли в тесной комнатке без окон в компании с азиатами и мертвецки пьяным немцем. Затем силами специально прибывшей в аэропорт команды Алексей был закован в наручники и доставлен в особое помещение внутри известного нам особняка, затаившегося в хитросплетении Чертопольских переулков.
Глава тринадцатая
Альмадон
До глубокой ночи Алексей надеялся, что его вызовут на допрос или, по крайней мере, объявят причину ареста и ожидающие его перспективы. Однако кроме непроницаемого охранника, который принёс в качестве ужина пропитанный майонезом сэндвич с несвежей красной рыбой и пол-литровый пакет сока, никто более не удостоил его вниманием.
Прекрасно помня о подробностях, упомянутых Борисом в телефонном сообщении, Алексей осознавал, что находится не в “нормальной” тюрьме, а в полуподвальном помещении, подготовленном для него экспромтом и наспех. Располагавшееся некогда под потолком световое окно, через которое раньше, надо полагать, можно было наблюдать за шагами идущих по тротуару прохожих, было наглухо заложено кирпичом и наспех оштукатурено. Вместо нар - старая кушетка, на которой прежде отдыхал дворник, сломанная деревянная тумба вместо стола и полностью удалённая электрическая проводка - очевидно, чтобы узник не вздумал убить себя электричеством. С этой же целью светильник, негаснущий круглые сутки, был помещён в стальной фонарь с пуленепробиваемым плафоном.
“Видимо, в подобной же каморке содержится где-то рядом и Мария,— решил Алексей.— Всем этим ведает явно не штатный карательный орган государства, а какая-то приблудная лавочка или, не дай бог, частная фирма. Плохо то, что закона для таких не существует. Но - оно же даёт и шанс на скорую развязку!”
Алексей долго не мог заснуть, спокойно возлежа на своём замызганном топчане и размышляя о превратностях судьбы, которая за неполные пять месяцев, прошедших с
Утром в камеру в сопровождении двух дюжих верзил пришёл доктор, который прослушал дыхание, измерил Алексею артериальное давление и взял кровь на анализ. “Баночку с коробочкой по готовности?” — попытался было пошутить Алексей. Однако доктор молча затворил свой кофр и ушёл, ничего не сказав.
В начале десятого принесли завтрак - пакет йогурта, завёрнутый в пластик жалкий круассан и снова сладкий сок, от которого, если так дело пойдёт и дальше, скоро заболит желудок. И - снова тишина.
“Точно тут действуют непрофессионалы,— окончательно решил Алексей.— Явно начитались макулатуры про застенки НКВД и теперь томят неопределённостью, чтобы развязать язык при первом же допросе. Ну-ну, дерзайте…”
Когда приносили обед, Алексей потребовал заменить сок на минеральную воду. Ко времени ужина эта просьба была удовлетворена, и вновь - никакого движения. Только тусклый негаснущий свет из пуленепробиваемого фонаря не даёт ни спать, ни думать.
Ситуация сдвинулась с мёртвой точки в среду. В камеру к Алексею зашли пятеро молчаливых верзил-охранников с дубинками и автоматами, обыскали, натянули на голову непроницаемую шерстяную маску и отвели, наконец, на беседу, обещавшую многое прояснить.
Алексея усадили на стул, сняли балаклаву - и он обнаружил себя в небольшом кабинете с наглухо опущенными шторами, с определённо изысканной, но сильно пользованной мебелью и двумя металлическими дверями. Охранники удались за одну из них и, видимо, остались там, чтобы контролировать обстановку. Затем распахнулась вторая дверь и в комнату вошёл господин в элегантном костюме. Одарив Алексея едва заметной улыбкой и как бы поздоровавшись с ним столь же неуловимым движением головы, элегантный господин опустился в кожаное кресло и разложил перед собой на столе девственно чистый блокнот.
“Судя по всему, этот следователь будет “добрый”,— усмехнулся Алексей.— Но ничего. Поговорив с “добрым”, подготовлюсь к “злому”, ежели такового судьба пошлёт.”
— Меня зовут Геннадий Геннадьевич,— представился элегантный господин.— Ну-с! Начнём?
— Пожалуйста, начинайте,— ответил Алексей.
Возникла неожиданная пауза - судя по всему, допрашиватель не был готов к столь равнодушному ответу.
— Вы даже не интересуетесь причиной вашего задержания?— спросил он наконец, спустя почти минуту.— Догадываетесь?
— Я не стал бы этого исключать. Тем не менее всегда интересно услышать со стороны, какое именно преступление ты совершил и за что тебя лишают свободы.
— А я бы хотел услышать это именно от вас.
— От меня? Боюсь, мне нечем вас порадовать, поскольку никаких преступлений я за собой не наблюдаю.
— Так уж и никаких?
— Полноте! Если у вас что-то есть на меня, не поленитесь - дайте знать, о том вас и прошу.
— Хорошо. Вы предполагали, что будете арестованы?
— Предполагал.