Вексельное право

Лосьев Георгий Александрович

Я положил «человеколюбивое» послание Архипа Петровича в карман, решив потолковать с Барабановым: любопытно ведь!

Качка уменьшилась, но резко увеличился риск пойти ко дну от затопления: где течь – так и не обнаружили. Нужно что-то предпринимать. И я направился к Барабанову.

– Есть разговор, химик!

– Конкретно?

– Надо взяться за судно.

– Конкретнее?

– Создать аварийную тройку, что ли, и взять пароход в свои руки. Как смотришь?

– Пиратский акт?

– Законный. Коргановские богатыри

растерялись, а пароход тонет. Японцы шлют сентиментальные телеграммы. Вот, прочитай!

Барабанов прочитал японскую депешу.

– Да… Накамура… Накамура… Знаешь, мне этот Архип Петрович вспоминается в связи с одним делом. Впрочем, может быть, и не он. А ты не задумывался – нет ли какой-либо скрытой пружины у господина Накамуры?

– Думать уже некогда, надо действовать. Решай быстрее.

– А снестись с начальством не удастся?

– Нет, связи с Владивостоком не имеем.

– Так… значит, захват корабля пассажирами в чужих водах, у чужих берегов?

– Слушай, я тебе серьезно говорю: дело дрянь, пойдем ко дну.

– …Конкретно?

– Корганова – в каюту, под замок, или комиссаром к нему твоего работника.

– Дальше?

– Девятьсот человек сидят в твиндеках, в каютах. Сидят и бездельничают, а мы ждем паники. Всех работоспособных – на ведра. У пассажиров есть шайки, ванны детские, – все в ход. Четыре коридорных конвейера из людей с ведрами. Прямая всеобщая мобилизация. Понял?

– Понял.

– Продолжаю: рацию под наш контроль. Сажай туда своего чекиста с «пушкой» для устрашения.

– Ладно, быть по сему. А третий кто у нас?

– Думаю, парторга, матроса Загоруйко… Да вот он и сам, собственной персоной!..

Вошел Загоруйко и сказал:

– Я назначил закрытое партийно-комсомольское собрание… Среди пассажиров нашлись еще три коммуниста. Пойдем, обсудим положение.

– Поздновато спохватился, парторг. Ну, ладно, пошли!..

Бурным было это партийно-комсомольское собрание на «Свердловске».

– Стыдно признаться, товарищи, – говорил кочегар Казанцев, – но коль уж на правду, так на правду! Я считаю, что никакой пробоины нет и заклепки все целы, а просто кингстоны недовернуты. Да! Еще в Магадане я стармеху докладывал, что в правом кингстоне резьба местами сорвана, нужно было что-то сделать – может, свинцом залить. А Волков отмахнулся…

– Правильно! Было такое! – поддержал Казанцева масленщик Егоров. – Говорили Волкову, а ему все некогда: разные языки учит да политграмоту читает.

С мест закричали:

– А у вас что, своих рук не было?

– До чего довели судно, маслопупы!

Палубные отвечали:

– А вы сами? Где управление?

– Баллер свернули!

– А почему? – заорал Дорогин. – Потому, что какой-то черт в машине, когда еще все нормально было, самовольно дал задний ход, а руль от нуля аксиометра вбок лежал, волна ударила – вот и своротила.

–

Сам ты вбок смотрел!

Загоруйко рявкнул басом:

– Тише! Все хороши. И ваши и наши, и мордва и чуваши. Пораспущались до безобразного виду! Имейте в виду, я спрашиваю машинных, и помолчите! Вот ты, машинист Сидоренко, скажи: могет такое дело, чтобы скрозь кингстон вода в таком количестве перла?

– А почему нет? – ответил седенький машинист. – Положит судно на правый борт – вода и поступает. Давление-то, сами понимаете… А мы все время на правом боку лежим. Вот и штука. Опять же, почему донки не работают? Все забило.

Кто-то крикнул:

– Сколь говорили Волкову, что надо аврал сделать, с-под пайолов мусор выбрать!

Машинные поддержали:

– Верно!

– Правильно! Мусор весь рейс не выбирали. Вот и результат: горловины донок забило.

– Теперь все под водой – поди прочисть! Зотов стармеху докладывал…

– Верно! – снова закричали с мест.

– Зотов не соврет!

Я слушал и диву давался.

На собрании, чем больше говорили, тем больше доставалось комсоставу. Особенно негодовали на старпома Сергеева: груб, нетактичен, человеческого слова никому не скажет. А Волкова хоть и ругали крепко, но с оттенком дружелюбия.

В конце собрания я поделился своими соображениями: нырять! Надо нырять в машинную шахту и в котельную. Задраить наглухо клинкеты, любой ценой закрыть кингстоны, начать немедленно откачку воды ручными помпами, ведрами. Особенно – работать под водой. Выбрать мусор, очистить горловины донок. Пусть возьмутся за это лучшие ныряльщики, пловцы…

Вдруг от двери послышался густой, но полный горечи голос:

– На смерть людей посылаете?

Это был Волков. Стоял за дверью и… подслушивал.

– Собрание закрытое, товарищ Волков, – с нескрываемой неприязнью сказал Загоруйко.

Выпестованный мною образ Волкова, беспартийного большевика, сразу потускнел.

Дверь захлопнулась. Загоруйко постучал костяшками пальцев о столешницу:

– Кто согласен нырять?

Десять комсомольских рук поднялись как одна.

– Хорошо. Руководит авралом в машине… – секретарь комсомольской ячейки Казанцев. Против нет? Начинайте!..

Один за другим комсомольцы выходили из столовой.

Спускаться в заполненную ледяной водой многометровую шахту, да еще и работать там. Ни скафандров, ни легководолазных костюмов нет… А что же придумать другое?

Но тут инициативу перехватил Барабанов:

– Товарищи партийцы! Нас на корабле – я посчитал – одиннадцать человек, включая здесь присутствующих пассажиров. По твиндекам, коммунисты! По каютам! Мобилизуйте всех работоспособных, ставьте в коридорах людей с ведрами, начинайте откачивать воду. Предлагаю по сто человек с двухчасовой сменой на каждый коридор. За дело, товарищи! Помощь придет, но сидеть сложа руки – позор! Кто против?..