Велесова ночь

Пылаев Валерий

Я дождался, когда она снова увлечется трапезой и, уже не скрываясь, убрался сначала за угол, а потом и на соседнюю улицу. Здесь дома сохранились получше. Настолько, что я даже начал понемногу подыскивать себе убежище. Передохнуть, очистить оружие от Упыриной крови, возможно, перекусить… Или даже забраться повыше и оборудовать себе наблюдательный пункт. Соорудить постель, заделать окна обломками кирпичей или досками, если от них хоть что-то осталось. Сложить из кирпичей печку и развести огонь, в конце концов. Свет я смогу скрыть, а запах дыма вряд ли привлечет местную нечисть.

Зато наверняка заинтересует того, за кем я сюда пришел.

Глава 7

Котелок

сердито зафырчал, вздрогнул и выплюнул из-под крышки струйку воды. Огонь тут же отозвался недовольным шипением и почти погас, но через несколько мгновений снова разгорелся, облизываю закопченное круглое донце. Я не стал дожидаться, пока кипяток снова хлынет наружу и, подсунув под дужку ствол винтовки, достал из печки свой…

Завтрак? Можно сказать и так. Сушки в приготовлении не нуждались, однако я едва ли представлял себе утро без кофе. Пакет весил меньше половины килограмма и занимал в вещмешке не так уж много места, так что даже расчет и экономия не стали причиной отказываться от одного из немногих удовольствий… А в этом мертвом мире, пожалуй, и единственного.

Я размолол зерна рукоятью ножа, ссыпал в кружку, залил кипятком, и моих ноздрей тут же коснулся привычный аромат, который перебивал и дым из самодельного очага, и уже ставший привычным сырой и чуть пряный запах с улицы. Даже здесь, на высоте чудом уцелевшего пятого этажа встречался и вездесущий зеленый мох, и другая растительность.

Здание — то, что от него осталось — подозрительно напоминало то, что в начале двадцатого века построили для компании «Зингер», а уже при Советах переименовали в «Дом книги». Только стояло оно почему-то не на набережной канала Грибоедова, а чуть дальше. Там, где в обоих известных мне мирах пересекались Невский проспект и Большая Конюшенная.

Я провел здесь достаточно времени, чтобы заметить, как сильно этот Петербург отличается от двух других. Будь у меня такая цель, я непременно набросал бы карту со всеми рукавами Невы и не поленился бы найти… что-то. Фотографии, документы, пленки, дневники — хоть какие-то свидетельства, способные пролить свет на случившуюся в этом мире катастрофу.

Но другие поиски были важнее. И я уже пятый день подряд покидал свое убежище на рассвете и отправлялся бродить по мертвому городу, пока темнота не загоняла меня обратно в Дом книги, который я понемногу превращал с самое настоящее жилище, где понемногу появлялось все, что нужно неприхотливому человеку. Засохший мох со стен и остатки мебели на этажах служили топливом для очага, а вода из канала неподалеку, хоть и фонящая излучением, годилась и для кофе и даже для супа из мясных консервов. Простого смертного такая диета наверняка прикончила бы за считанные месяцы или даже дни, однако мой организм справлялся и с радиацией, и с грязью, и со всеми видами болезней, которые смогли уцелеть в этом мире.

Пожалуй, подземный бункер, который мы с Иваном отыскали в прошлый раз, был удобнее и уж точно куда безопаснее моей нынешней берлоги, зато она располагалась буквально напротив Казанского собора, а я каждую свою вылазку начинал с подъема под чудом уцелевший купол. Да и с Дома книги улицы просматривался неплохо — на несколько километров во все стороны.

Я подхватил кружку с самодельного столика, подошел к амбразуре и, потягивая кофе, принялся наблюдать за соседями. Несколько дней назад двор внизу облюбовали упитанные коротконогие твари, похожие одновременно и на коз, и на тапиров. От первых уродцы получили чуть загнутые острые рога, а от вторых — хобот на морде. Не такой основательный, как у слона, однако достаточно подвижный и гибкий, чтобы орудовать им не хуже конечности.

Наверняка «тапиры» переваривали и животную пищу, но все

эти дни питались зеленью, обильно произраставшей на развалинах внизу. Глава стаи — самый крупный и мощный, с обломанным справа рогом — не брезговал и побегами со стен, куда мог дотянуться, а его супруга и полдюжины толстопопых деток понемногу обдирали хоботками мох с камней. Поначалу твари приходили только в светлое время суток, но потом пообвыкли и даже остались ночевать.

Я не возражал: по сравнению с большинством местных обитателей «тапиры» выглядели сравнительно безобидными. И наверняка предупредили бы, вздумай появиться по соседству Упырь или кто-то из крупных плотоядных. Впрочем, пока хищники сюда не совались: то ли их по непонятной причине отпугивал запах дыма из моего очага, то ли туша застреленного мною неподалеку Лешего выглядела достаточно убедительно.

Этакий предупреждающий знак: чужая территория. Здесь живет новый хищник. Не самый крупный, зато проворный и очень злой. Доселе неизвестный, а потому опасный вдвойне.

Не влезай — убьет.

Похоже, я незаметно для себя самого встроился в местную экосистему, отобрав у предыдущего владельца охотничьи угодья площадью в несколько кварталов. Границы моих владения начинались примерно у Казанского собора и заканчивались на набережной Мойки, а с восточной части проходили вдоль канала Грибоедова — там, где в моем родном мире построили очередной выход из метро.

Здесь я его так и не нашел: от дома на углу остались лишь развалины, и я мог только догадываться, был ли под ними вход в подземелье, или нет. Чуть дальше, у перекрестка Невского и Садовой переходы под проспектом затопило водой, а ничего похожего на вестибюль в здании Гостиного двора не наблюдалось. По косвенным признакам я догадывался, что этот мир остановился и погиб примерно в середине двадцатого века, но точнее определить пока не мог.

Как не мог и даже предположить, когда именно, сколько лет назад случился катаклизм, превративший Северную столицу в руины, людей в кровожадных Упырей, а местную фауну — в гигантских чудовищ. Половину домов сравняло с землей, некоторые выглядели так, будто понемногу ветшали и рушились веками, но остались и те, которые не тронула катастрофа и пощадило даже само время. То ли в этом мире тоже когда-то существовали могучие колдуны, способные защитить свое жилище от стихии, то ли дело было в удачном стечении обстоятельств — кое-где в соседних зданиях уцелела даже мебель.

Но одно точно — катастрофа случилась внезапно, буквально за несколько дней. Может быть, неделю или полторы. Никто не пытался консервировать помещения, не оборудовал в подвалах или на этажах склады с продовольствием или оружием и не ставил на улицах кордоны из грузовиков и танков, чтобы остановить наступающую стихию.

Чудовища не пришли в Петербург извне, а будто появились в одночасье. Неведомая сила — настолько огромная, что я не мог даже представить ее масштабы — изменила весь город… или весь мир. И ее отголоски я чувствовал до сих пор. Все здесь, от самого крохотного обломка кирпича под ногами до воды в моей кружки фонило остатками мощи, которая катком прошлась по улицам, размалывая человеческую цивилизацию и перекраивая само бытие по новым лекалам.

С тех пор могло пройти два года. Двадцать… Или двести — считать время стало некому, и оно потеряло всякий смысл. Я не был уверен даже, что сами законы физики в этом мире работают так же, как и в двух других. Мертвый город словно сошел со страниц книг о будущем после конца света, только реальность оказалась мокрой, серой и невзрачной. Совсем не похожей на красочные картины пустоши, наполненной ревом могучих двигателей, где потомки выживших после ядерной войны расплачивались друг с другом крышками от «кока-колы».