Величайшее шоу на Земле: свидетельства эволюции.
Шрифт:
Хорошо, возможно мания (безумие) не слишком подходит, учитывая серьезность вопроса, поскольку штраф за провал с обеих сторон — смерть — быть убитым для добычи, голодать для хищника.
Но парная мания ловко создает чувство, что, если бы только охотник и добыча могли сесть вместе и выработать разумное соглашение, было бы выгодно всем.
Так же, как с деревьями в Лесу Дружбы, легко понять, как такой договор принес бы им пользу, если бы только можно было заставить его придерживаться.
То же сознание
За эволюционное время хищники становятся лучше в ловле добычи, что побуждает животных-добычу становиться лучше в том, чтобы избежать поимки.
Обе стороны параллельно улучшают свое оснащение для выживания, но заведомо ни одна сторона не начинает выживать лучше — потому что другая сторона также улучшает свое оснащение.
С другой стороны, легко понять, как главный планировщик, всем сердцем заботясь о благосостоянии всего сообщества, мог бы быть посредником в следующем договоре, в духе Леса Дружбы.
Пусть обе стороны «согласятся» сократить свои вооружения: обе стороны переместят ресурсы в другие жизненные отрасли, и в результате все окажутся в выигрыше.
Точно так же, конечно, может случиться в человеческой гонке вооружений.
Нам не нужны были бы наши истребители, если бы у вас не было ваших бомбардировщиков.
Вам не нужны были бы ваши ракеты, если бы у нас не было наших.
Мы могли бы сберечь миллиарды, если бы вдвое сократили свои расходы на вооружения и поместили деньги в плуги.
И теперь, сократив вдвое бюджет наших вооружений и достигнув устойчивой взаимной ничьей, давайте сократим его вдвое снова.
Фокус в том, что это должно быть сделано синхронно друг с другом, так, чтобы каждая сторона осталась точно так же хорошо оснащенной для противостояния с устойчиво сокращающимся бюджетом на вооружения другой стороны.
Подобное спланированное сокращение должно быть именно таким — спланированным.
И, еще раз, плановость — именно то, чем не характеризуется эволюция.
Так же как с деревьями в лесу, эскалация неизбежна вплоть до момента, когда ее дальнейшее возрастание не перестает быть выгодным для типичной отдельной особи.
Эволюция, в отличие от проектировщика, никогда не останавливается, чтобы рассмотреть, мог ли быть лучший путь — мутуалистический путь — для всех рассматриваемых сторон, вместо взаимной эскалации ради эгоистичного превосходства: превосходства, которое нейтрализуется как раз потому, что эскалация взаимна.
Искушение мыслить в терминах планировщика долгое время было распространено среди «поп-экологов», и даже академические экологи иногда подходят к нему рискованно близко.
Заманчивое понятие «благоразумных хищников», например, было выдумано не каким-нибудь пустоголовым энвайронменталистом, а выдающимся американским экологом.
Идея
Все знают, что, с точки зрения человечества в целом, для нас было бы лучше, если бы все мы воздержались от излишнего вылова промышленно важных видов рыбы, таких как треска, приводящего к их исчезновению.
Именно поэтому правительства и неправительственные организации на закрытых совещаниях встречаются, чтобы составить квоты и ограничения.
Именно поэтому точный размер ячейки рыболовных сетей скрупулезно определен в соответствии с правительственным постановлением, и именно поэтому канонерские лодки патрулируют моря, преследуя браконьеров.
Мы, люди, в благополучное время и при обеспечении надлежащего порядка, являемся «благоразумными хищниками».
Поэтому — вернее, так кажется некоторым экологам — разве мы не должны ожидать, что дикие хищники, такие как волки или львы, также будут благоразумными хищниками? Ответ — нет.
Нет.
Нет.
Нет.
И стоит понять почему, поскольку это — интересный вопрос, к которому лесные деревья и вся эта глава должны были нас подготовить.
Планировщик — дизайнер экосистемы, в душе болеющий за благоденствие всего сообщества диких животных — мог действительно рассчитать оптимальную политику оптимального забоя, которую львы, например, должны были бы в идеале принять.
Не ловить больше определенной доли от любого вида антилоп.
Щадить беременных самок, и не ловить молодых взрослых, полных репродуктивного потенциала.
Избегать поедать членов редких видов, которые могут подвергаться риску вымирания и могли бы оказаться полезными в будущем, если условия изменятся.
Если бы только все львы в стране соблюдали согласованные нормы и квоты, тщательно рассчитанные, чтобы быть «устойчивыми», разве это не было бы хорошо? И так разумно.
Если бы только!
Что ж, это было бы разумно, и это предписал бы проектировщик, по крайней мере если бы в душе он болел за благоденствие экосистемы в целом.
Но это не то, что предписал бы естественный отбор (главным образом потому, что естественный отбор, не имеющий предвидения, не может предписывать вообще), и это не то, что происходит! Вот ответ на вопрос почему, и это снова та же самая история, что и с деревьями в лесу.
Предположим, что благодаря некоторым причудам львиной дипломатии, большинству львов в ареале каким-то образом удалось договорится ограничить свою охоту на устойчивом уровне.
Но теперь, предположим, что в этой в остальном сдержанной и проникнутой заботой об интересах общества популяции возник мутантный ген, послуживший причиной того, что отдельный лев покончил с соглашением и эксплуатирует популяцию жертв максимально, даже рискуя тем, что этот вид добычи исчезнет.