Величайший дракон
Шрифт:
Все это было так глупо.
И ко всему этому была еще одна деталь, скрывавшаяся в глубине его головы, как айсберг, и он прикладывал все силы, чтобы разминуться с ней. Вещь, о которой он изо всех сил старался не думать. Та расплывчатая загадка, которая выпрыгнула в Мирчазе.
«Пробудись! — снова и снова звучало в памяти. — Пробудись!» Когда он выкрикнул эти слова на подмостках Игры Повелителей Тетраана, на самом деле кричал не он Пробудившаяся в нем сила. «Стань тем, кем ты должен быть». Он знал, о чем она ему говорит. Но он не осмелился открыть свой мозг этим темным теням, позволить
Дьявольщина! Мерзость! Он видел эту силу. Он чувствовал ее копошение внутри себя и от этого ужасался. Что с ним станется, если он пойдет по этой дороге? Волшебник? Колдун? Релкин встречал многих из них, и ему всегда казалось, что зло запеклось в саму их плоть.
Он не хотел ничего подобного. Он хотел только вернуть прежнюю жизнь, вполне определенный образ жизни, такой милый после всех этих месяцев в Кунфшоне с выполнением бесконечных тестов и ответами на вопросы. Он уже вдоволь насмотрелся на Беллу и Селеру, это точно.
А теперь еще предстоят вопросы и показания в суде. А если он все же будет осужден? Лессис уже намекала, что ведьмы возьмут его обратно в Андиквант и продолжат изучать. Релкина воротило от одной мысли об этом, но что, если встанет выбор между этим и пятью годами тяжелого труда на островах Гуано?
Солнце окончательно село, и воздух внезапно сделался холодным. Релкин без накидки замерз. Он повернулся и начал спускаться по трапу на нижнюю палубу, где в темноте коридора отыскал путь к своей тесной каюте. Он съежился на узкой койке.
А далеко на западе стоял храм Видарф, на скалистом крутом берегу над проливом Лонгсаунд. Он представлял собой собрание изящных больших каменных зданий с выстроившимися в саду двухсотлетними дубами. Эйлса, дочь Ранара, в одиночестве прогуливалась по дорожке над волнами, ее рука скользила по холодному камню ограды.
Где-то в темноте ночи, далеко на востоке, был Релкин Сердце девушки заныло.
Молодые ведьмы были с ней добры, они говорили с ней мягким голосом и проводили вместе с ней много времени. Но ответов на ее самые большие страхи у них не было.
Властитель не был мертв. Он поклялся отомстить Релкину.
Как они смогут нормально жить, когда над ними висит такая угроза? Как они вообще смогут жить?
И в самой глубине своего сердца Эйлса знала, что, чем бы ни закончился суд, ведьмы заберут Релкина обратно в Кунфшон Просто он был для них слишком важен. Они будут изучать его всю оставшуюся жизнь. Он ни за что не сможет убежать из Андикванта второй раз.
А она? Куда идти ей, наследнице Ранара? Вернуться ли ей в Ваттель Бек, выйти там замуж за выбранного кланом жениха, чтобы скрепить кровные связи? Сможет ли она свыкнуться с таким союзом без любви, после всего, что было с Релкином? Ей казалось, что нет. Видарф был для нее куда лучшим вариантом, по крайней мере на данный момент.
Глава 4
Город Марнери грелся под горячим летним полуденным солнцем. В гавань с приливом возвращались
Но все это никак не относилось к Драконьим корпусам. В верхнем зале многообразный шум драконов, играющих в глубоком бассейне, носился в воздухе. Огромные тела плескались в воде, огромные глотки ревели на разные голоса. Происходил обмен такими ударами, которые смогли бы сломать все что угодно. Но здесь они рассматривались всего лишь так обычная игра. Столбы воды фонтанами обрушивались через край бассейна, когда туда с громким всплеском ныряло очередное двухтонное тело.
Пока драконы резвились, мальчики-дракониры возились с джобогинами и прочим обмундированием. Каждый день драконы тренировались с оружием и в доспехах, и кожаные детали обмундирования у таких гладиаторов страдали быстрым износом. Мальчики из Сто девятого сгрудились на солнечном местечке возле учебной площадки и занимались ремонтом. В их руках на полуденном солнце поблескивали иголки. Вновь пришивались ремешки и завязки, возвращались на свои места пряжки.
Там стояла пара каменных скамеек, и мальчики либо сидели на них, либо использовали их вместо рабочего стола. Тут собрались все мальчики Сто девятого за исключением Курфа.
— Можешь не сомневаться, что Курфа здесь нет и не будет.
Он поигрывает себе где-нибудь на гитаре, — ответил Ракама на вопрос Джака.
— Снаряжение Хвостолома в безобразном состоянии, — заметил Свейн.
— Да дайте вы ему возможность показать себя. В душе он вполне на своем месте. И вовсю старается, — попытался заступиться за парня Джак, потому что никто, похоже, этого делать не собирался.
Курф был мечтательным юношей, в то время как остальные мальчики Сто девятого были в основном простоватыми ребятами, прошедшими школу крепких тычков и с самого рождения заботившимися о себе сами, о себе да вот еще о драконах.
— Одного старания мало. Это Сто девятый марнерийский.
Мы считаемся лучшими, — сказал Эйин, ухаживающий за Хурвом, медношкурым, который заменил Чурна.
— А вы прислушайтесь к новичкам, — проворчал Свейн, который был старше всех присутствующих.
Эйин был драчливым крепко сбитым пареньком, родившимся в Портхаузе на берегах Сеанта. Он горячо верил в свое военное подразделение и очень хотел хоть как-то показать себя. Мальчики постарше считали, что он несколько перебирает, когда начинает говорить о боевых драконах Сто девятого марнерийского.
— А в Легионах все так и считают, — попытался защититься Эйин.
— Ну, конечно же, Эйин, так оно и есть, только давай не будем слишком много об этом болтать, ладно?
— Да, но Курф все же последнее время как-то странно себя ведет. А снаряжение Хвостолома просто в полном безобразии.
Оно вообще скоро развалится на части.
— Я бы сказал, что Курфа что-то мучает, — заметил, пожав плечами, Джак.
И надо признать, что в этом последнем замечании лежала изрядная доля правды.