Величайший рыцарь
Шрифт:
– Лошадка, – произнес малыш, размахивая любимой деревянной игрушкой и улыбаясь двумя ровными рядами молочных зубов.
– Да, лошадка, – повторил Вильгельм, хотя у него ком стоял в горле.
Няня стояла за ребенком, но Вильгельм жестом показал ей, чтобы отошла, и понес сына на скамью у боковой стены зала. Его тепло немного успокаивало. Вильгельм отвлекся, рассматривая сына. Он вырос и изменился за время отсутствия отца. Вильгельм занимался управлением Англией и пытался не позволить принцу и епископу разрушить страну. Ребенок все еще оставался пухленьким, но появились намеки на мышцы и мускулы, словно почки на ветке весной. Малыш болтал с ним, слова лились потоком, иногда бессмысленные, иногда очень осмысленные. Предложения получались почти связными. Вильгельм
Между болтовней сына Вильгельм услышал какой-то звук сверху, и его плечи напряглись. Он бросил взгляд на няню, которая все еще оставалась неподалеку, и понял, что звук ему не почудился, поскольку она тоже смотрела на лестницу. У него к горлу стала подниматься тошнота, живот скрутило. Он считал себя способным пережить все, что только ему приготовит жизнь, но мысль о страданиях Изабель оказалась ужасной. Тут защиты не было. Снова послышался такой же крик, на этот раз громче, полный боли и напряжения… потом наступила тишина. Вильгельм изо всех сил напрягал слух и вдруг уловил очень тихий крик ребенка. И именно этот звук сбросил его с обрыва, разрушил железное самообладание, которое провело его через сотню турниров, привело в Святую землю и назад, а затем помогло подняться до положения одного из юстициариев Англии. Вильгельм передал ребенка няне, широкими шагами направился к лестнице, взлетел по ней и ворвался в комнату над залом. Не обращая внимания на женщин, которые что-то раздраженно кричали, он рванул в сторону занавеску, разделявшую помещение на две части, и вошел в спальню. Изабель полусидела-полулежала на кровати в задранной рубашке. Живот был обнажен, кровь размазана по внутренней стороне бедер. Под ней образовалась целая лужа и промочила матрас. Потные волосы казались темнее обычного, растрепались и прилипли к щекам, по которым текли слезы. На лице также отражались боль и усталость. После рождения младшего Вильгельма он видел ее Мадонной, теперь же стал свидетелем деторождения, кровавого и безжалостного, как долгий день на поле брани, когда точно так же нельзя быть уверенным, что выживешь. Изабель выдохнула его имя, и ее глаза округлились. С другой стороны кровати какая-то женщина качала на руках сверток в полотенце и пыталась успокоить недовольные крики, становившиеся все громче.
Старшая повитуха встала и обратилась к нему, словно к простолюдину:
– Вам нельзя находиться здесь, – укоряла она его. – Это непристойно… лорд.
Она попыталась его развернуть, но Вильгельм оставался прикованным к месту.
– Пристойно или нет, но я здесь, – ответил он женщине, не отводя взгляда от жены. – Изабель… – у него перехватило дыхание.
Несмотря на боль и усталость, ей все-таки удалось слабо улыбнуться.
– Вильгельм, ты ведешь себя как огромный бык, – прохрипела она. – Возьми своего второго сына и покажи его рыцарям и брату. У нас есть наследник для земель в Лонгевиле.
Услышав ее хриплый и сухой голос, он уже не хотел думать о том, сколько она кричали в те часы, пока длились роды. Хмурившаяся повитуха принесла Изабель попить и прикрыла ее бедра и опавший живот покрывалом. Женщина, державшая ребенка, подошла к Вильгельму и опустила кричащий сверток ему на руки. Вильгельм поморщился.
– Легкие у него определенно подходят для командования армией, – заметил он.
– Наверное, его приход в мир был для него не менее тяжелым, чем для меня, – ответила Изабель и, увидев выражение лица мужа, добавила: – Может, мы оба и выглядим потрепанными, но мы живы. Иди, – она махнула рукой. – Пусть повитухи закончат работу, и дай мне немного отдохнуть. Потом мы поговорим. – Несмотря на усталость, в глазах загорелись искры. – Ты вернулся, значит, у тебя есть новости о Лонгчампе?
Именно этот вопрос успокоил Вильгельма. Как Изабель и сказала, она вымоталась за время родов, но любопытство не пропало. С младенцем все тоже оказалось в порядке. В отличие от ребенка Маргариты, у которого едва хватало сил дышать, этот маленький человечек вопил, словно молодой бык.
– Да, – сказал Вильгельм и, наконец, смог улыбнуться. –
Вильгельм смог рассказать Изабель о случившемся только на следующее утро. Повитухи настояли, чтобы ее оставили в покое и она могла поесть, попить и поспать. Вильгельм устроился на ночь в большом зале с рыцарями, чтобы не беспокоить ее. Теперь они завтракали хлебом, сыром и сидром, и он сидел на краю ее постели. Ребенок, присосавшийся к груди, как пьяница к бутылке, наконец насытился и теперь спал на руке Изабель с сосредоточенным выражением маленького личика. Казалось, он намерен очень серьезно подходить к своему существованию и полностью отдаваться каждому занятию. Смена пеленок обещала быть незавидным испытанием.
– Лонгчампа изгнали из Англии, – сообщил Вильгельм, разломал хлеб и вручил Изабель половину. – Но его уход заставил удивиться даже самых стойких из нас. – Вильгельм широко улыбнулся. – Ты знаешь, что он всегда был скользким, как угорь, не отвечал на наши требования встретиться и выслушать выдвигаемые против него обвинения? Когда мы наконец приперли его к стенке и призвали к ответу в Лондонском Тауэре и он понял, что ему не сорваться с крючка, то отдал нам в заложники своих братьев и обещал передать свои замки и власть. И еще он поклялся не покидать Англию, пока эти замки не передадут нашим кастелянам.
Вильгельм сделал паузу для большего эффекта.
– Очевидно, он нарушил обещание, – сказала Изабель.
Вильгельм кивнул.
– Он передал ключи от Тауэра, и его проводили в Дувр, который ему позволили сохранить. От клятвы не покидать Англию его еще никто не освобождал, потому что он еще не передал другие замки юстициариям, но он решил попробовать сбежать в Нормандию. Он отправил слуг на поиски судна, а сам переоделся в женское платье.
Изабель чуть не подавилась хлебом.
– Нет!
Вильгельма Лонгчампа, епископа Или и советника короля Ричарда, в женском платье было трудно представить.
– Дальше будет лучше! – рассмеялся Вильгельм. – Пока «госпожа» ожидала на берегу возвращения слуг, один рыбак принял его за городскую шлюху, предлагающую себя, и получил самое большое в жизни потрясение, схватив «дорогушу» между ног. Как я догадываюсь, это было потрясением и для Лонгчампа.
Изабель расхохоталась и тут же пожалела об этом. Тело пронзила боль.
– Боже! Боже! – хватала она ртом воздух, прижимая руки к животу.
– Бог знает, этот рыбак, наверное, был в отчаянии или близоруким! – громко хохотал Вильгельм. – Его отогнали и побили слуги Лонгчампа. Но затем с Лонгчампом попытались заговорить какие-то женщины, а он не мог ответить на их вопросы. Они стянули с него покрывало, и игра закончилась. – Вильгельм вытер глаза, попытался успокоиться и говорить серьезно, но это было трудно. – Тогда они набросились на него, плевали в него и бросали мелкими камушками. Его спасла пара караульных, но потом его заперли в погребе. Теперь его выпустили, и он может убираться куда угодно. Его замки в наших руках. Но он сам превратил себя в посмешище и получил по заслугам. Однако мне его все-таки жаль.
Изабель не испытывала сочувствия к ненавистному и отвратительному Вильгельму Лонгчампу, только облегчение оттого, что он больше не представляет угрозы.
– А что с принцем Иоанном? – спросила она. – Как я предполагаю, он теперь словно собака с двумя хвостами?
Вильгельм отрезал кусок сыра.
– Да, – ответил он. – Принц на самом деле рад, что дело повернулось в его пользу. Его признали наследником Ричарда, а главный шип у него в боку стал посмешищем и изгнан из Англии. Правда, он не сможет делать все, что захочет. Мы будем за ним следить. Ричард все еще остается королем, и Иоанн должен об этом помнить. Если он забудет, его ждет крах. – Вильгельм передернул плечами. – Тем не менее, по крайней мере пока, воцарился мир. – Он допил сидр и вытер рот. – Есть хорошие новости и для моего брата. Его назначили шерифом Суссекса вместо Йорка.