Величие и падение Рима. Том 1. Создание империи
Шрифт:
Консервативное правительство могло бы заставить забыть многие из своих проступков, отомстив за позорный мир в Дардане. Но эта кучка, спешно собравшаяся среди ужасного кризиса из людей, взаимно презиравших друг друга, недоверчивая, разделенная личным соперничеством, парализованная страхом перед тем переворотом, из которого она вышла, не обладала никакой энергией. Сенат, ее наиболее могущественный орган, ничего не делал, старался избежать всякого повода к войне, страшась последствий поражения и не желая отсылать в отдаленные экспедиции значительную часть сил, нужных внутри государства для поддержания сулланской конституции. В 81 г. произошло чрезвычайное событие; египетский царь Александр II, подражая примеру царя пергамского, оставил в наследство сенату Египет, самое богатое царство древнего мира, но сенат отказался и принял только царские капиталы, хранившиеся в Тире. Конечно, сенат сопротивлялся домогательствам Митридата, желавшего признания им дарданского договора. Сенат не решался разделить вместе с Суллой ответственность за такой важный акт, но. он, казалось, не замечал, что это сопротивление делало неизбежной новую войну, и не предпринимал никаких приготовлений.
Неудивительно, что после смерти Суллы остатки демократической партии пришли в движение. Но во время пребывания Цезаря на Востоке произошло событие более важное, указывавшее, как слабо было правительство, основанное Суллой. Популяры, едва началась агитация, признали своим главой одного из консулов 78 г., Марка Эмилия Лепида. Лепид был знатен и богат; он владел самым роскошным дворцом в Риме; [258] он был до сих пор консерватором и другом Суллы,
258
Plin.H.N., XXXVI, XV, 109.
259
Mommsen.R.G., III, 18.
260
Peter (G. R., II, 138), lime (R. G., VI, 8), Mommsen (R. G., Ili, 18), Drumann (G. R., IV, 339), основываясь на речи Лепида у Саллюстия (Hist., I, fr. 55 (Maurenbrecher)), думают, что он перешел в оппозицию еще при жизни Суллы. Вместе с Nitzsch (G. V., II, 176) и Franke (J. P. P., 1893, I, 49) я нахожу более вероятным, что движение началось только по смерти Суллы.
261
Gran. Licinius, 43, ed. Bonn.
262
Ibid., 43; Florus, II, 11; Salust. Hist., fr.77, 6, ed.Mauren brecher. Leipzig, 1893.
263
Вероятное предположение Друманна (G. R., IV, 342).
264
Gran. Licinius, 45, Арр. В. С, I, 107.
Несмотря на то что Лепид был почти одинок, сенат, многие члены которого совершили столько грабежей и преступлений во время реакции и который не имел в Риме никакой армии, на которую можно было положиться, встревожился и сделал частичную уступку, согласившись на раздачу хлеба и возвращение изгнанников, чтобы тем энергичнее воспротивиться другим предложениям, особенно предложению о возвращении земель. [265] Но агитация Лепида подняла революционное настроение во всей Италии. В Этрурии, возле Фезул, многие собственники, ограбленные Суллой, с оружием в руках изгнали новых владельцев своих старых угодий. [266] В Риме непримиримые консерваторы, имевшие своим главой другого консула, Квинта Лутация Катулла, [267] обвинили Лепида в поддержке этого мятежа и предложили энергичные меры, но сенат не осмелился их утвердить [268] и нашел более простым удалить Лепида из Рима, ускорив под разными предлогами, еще до выбора их преемников, отъезд обоих консулов в провинции, которые уже были им назначены: Нарбонская Галлия — Лепиду, Италия — Катуллу. [269] Им даже отпустили много денег на провинциальную администрацию и взяли с них клятву не сражаться друг с другом.
265
Franke. I. Р. Р. 1893, I, 54–55.
266
Gran. Licinius, 45.
267
Plut. Pomp., 16.
268
Ibid. — Об этом, по моему мнению, упоминает Саллюстий (Hist., I, fr. 77, 6 сл.), а не о нападении на Рим, которое действительно предпринял Лепид.
269
Мне кажется, что Саллюстий (Hist., I, fr. 66) упоминает об отъезде консулов в провинции, а не (Mommsen. R. G., III, 26) об общей экспедиции в Этрурию для подавления беспорядков; это было слишком незначительное предприятие для обоих консулов. Относящееся к этому место у Лициния Грания (45) слишком испорчено и неопределенно, чтобы служить источником. Впрочем, вся эта история очень темна. См.: Franke. J. P. P., 1893, I, 57.
Юлий Цезарь, вернувшись в Рим среди этого волнения, должен был найти сумрачные лица, холодный прием и ревнивую недоверчивость в господствующей партии, которая не забыла ни его родства, ни его возмущения против Суллы. Это неожиданное возвращение в то время, когда, казалось, начинается революция, должно было представляться очень подозрительным. Напротив, он с радостью был принят партией Мария, уже подготовлявшей небольшое восстание. Лепид взял деньги сената и уехал, но, прибыв в Этрурию, остановился для открытого набора бедняков этой области и других частей Италии, в то время как другой знатный, замешанный в революции и пощаженный Суллой благодаря семейным связям, Марк Юний Брут, несомненно по соглашению с Лепидом, набирал армию среди пришедших в отчаяние жителей долины По. [270] В Риме, где многие были в курсе дела и готовились присоединиться к двум вождям революции, зять Цезаря, Цинна, старался убедить его следовать за собой, [271] но Цезарь отказался. С годами и опытностью отважный и горячий темперамент молодого человека, рисковавшего своей головой из-за любви к своей даме, стал умереннее, и одна из существенных черт его характера, благоразумие, начала приобретать перевес.
270
Ibid., I, 56.
271
Suet. Caes., 3.
Когда разразилась война, сенат имел двух верных людей, чтобы послать их против Лепида и Брута. Одним, конечно, был консул Катулл, а другим должен был быть магистрат, выбранный на следующий год. В партии Суллы был молодой человек, честолюбивый, нетерпеливый, хитрый; это был Гней Помпей. Он родился в 106 г. в богатой и знатной фамилии; мы видели, что он совсем юным стоял во главе армии во время войн, которые вел Сулла по своем возвращении в Италию против народной партии; затем он женился на племяннице диктатора. Чтобы продолжать играть выдающуюся роль в консервативном правительстве, он возымел желание потребовать себе командование в этой войне, хотя в тот год он был частным лицом, не занимавшим никакой государственной должности. Домогательство было странным со стороны поклонника Суллы, реформатора, установившего строгое соблюдение древних правил в последовательном занятии государственных должностей, и указывало, что сами друзья диктатора считались только тогда с его государственным устройством, когда оно благоприятствовало их интересам. Но сенат, постоянно трепетавший и не доверявший никому, не мог сопротивляться интригам молодого человека, обещавшего, по крайней мере по своему прошлому, быть его верным орудием; и забывая, что он должен быть строгим охранителем конституции Суллы, дал Помпею армию для борьбы с Брутом.
Так началась война. В то время как Лепид старался взять Рим, защищаемый Катуллом и Аппием Клавдием, назначенным interrex'oм, которым сенат, наконец, дал высшие полномочия, [272] на севере Брут, побежденный и запертый Помпеем в Мутине, сдался при условии пощадить его жизнь; [273] но был вероломно казнен победителем и умер, оставив в Риме прекрасную вдову по имени Сервилия и маленького сына, немногим
272
Я думаю вместе с Franke (J. P. P., 1893, 1, 63, пр. 4), что Флор (III, 23) ошибается, говоря, что Рим защищали Помпей и Катулл. Помпей был тогда в долине По, готовясь нанести поражение Бруту, как рассказывает Плутарх (Pomp., 16).
273
Plut. Pomp., 16; Oros., V, 22; Liv. P., 90.
274
Замечания Bynum'a (L.M.I.B., 6 сл.) убеждают меня, что Брут родился в 79 или 78 г. до Р.Х., а не в 85, как обычно предполагают.
275
Asc. in Scaur., 19 (Orel); В. С. Н., 11, 165, пр. 27.
Цезарь был достаточно счастлив и осторожен, что не присоединился к этому предприятию, так дурно окончившемуся. Но, как человек честолюбивый, он хотел заставить говорить о себе. Он происходил из очень древней, но разорившейся фамилии, в которой уже в течение шести поколений никто не занимал должности выше претуры. Эта фамилия вступала в родство с выскочками, например с Марием, и искала связей с капиталистической буржуазией, спасаясь от разорения, но все же ей не удалось разбогатеть. [276] Если Цезарь был заметной личностью и мог вести широкий образ жизни, то этим он был обязан благоразумию своей матери Аврелии, благородному образцу древнеримской матроны. [277] Стремясь выдвинуться и чувствуя себя более смелым в опытах красноречия, чем в революционном движении, он выступил в 77 г. с обвинением против двух могущественных лиц из сулланской шайки: сперва против Корнелия Долабеллы, друга диктатора и бывшего правителя Македонии, затем против другого генерала Суллы Гая Антония Гибриды по поводу убытков, причиненных в Греции во время войны. Эти обвинения имели политическую цель.
276
При отсутствии точных документов это заключение, выведенное Друманном (G. R., II, 733) из истории первых лет Цезаря, мне кажется справедливым.
277
См.: Drumann. G. R., III, 128.
После того, как осудили на молчание народных трибунов, абсолютное право которых соответствовало в римской демократии свободе печати в современных государствах, после того, как разрушили народную партию, терроризировали средний класс, народ и всадников, консервативное правительство слишком легко могло злоупотреблять властью, так что консервативная реакция, несмотря на реформы Суллы, увеличила политическую развращенность. В Риме квесторы, в большинстве случаев легкомысленные молодые люди, которым очень быстро наскучивали цифры и финансовые дела, предоставляли вести дела писцам казначейства, которые, пользуясь их доверчивостью, составляли подложные ассигновки, не принуждали к уплате государственных должников и всеми способами расхищали общественные деньги. [278] Люди наглые, жадные, бессовестные, часто замешанные в репрессии Суллы, подобно Гаю Верресу, Гнею Долабелле, Публию Цетегу, легко заставляли выбирать себя на государственные должности и располагали большим авторитетом в сенате, среди многочисленной ленивой знати. В нарбонской Галлии финансисты подкупали правителей, которые обманом или насилием захватывали земли пограничных свободных народов и сдавали им эти земли в аренду по низкой цене. [279] Во всех провинциях правители совершали жестокости и грабежи, всегда остававшиеся безнаказанными. В Риме не было никакой гарантии правосудия; сенаторские суды, восстановленные Суллой, функционировали еще хуже всаднических судов; всякому богатому и могущественному человеку было весьма легко добиться своего оправдания, пустив в ход интриги и деньги. [280] Общество было недовольно этим беспорядком, и Цезарь надеялся привлечь внимание к правительству и к себе, выступив обвинителем таких могущественных лиц.
278
Plut. Cat. U., 17–18.
279
См. всю речь Цицерона Pro Fonteio.
280
Cicero in Verr. A., I, 13, 37–40; 15, 43–45.
Но нетерпение побудило Цезаря выступить в малоподходящий момент. В самом деле, как только успокоился страх, внушенный Лепидом, страх еще более ужасный взволновал умы. Серторий, мелкий собственник из Нурсии, которого мать послала заниматься науками с целью сделаться адвокатом и который сделался военным, неожиданно принялся в Испании защищать дело, которое все считали потерянным. Он завоевал весь полуостров, построил арсенал, организовал армию, создал школу, чтобы давать там латинское воспитание сыновьям испанской знати. Он принимал беглецов марианской партии, составил из них сенат и нанес много поражений Метеллу Пию. На другом конце света Митридат, обеспокоенный упорством сената, не желавшего письменно подтвердить дарданский договор, готовился с необычайным жаром к новой войне. Он давал деньги и вступал в тайные сношения с пиратами, количество и дерзость которых увеличились на всем Средиземном море во время революционных беспорядков; он заготовлял провиант, запасался оружием и, убедившись на опыте, что небольшая, но сильная армия имеет большее значение, чем восточные армии, численность которых являлась скорее препятствием, нежели приносила пользу, — он попытался организовать с помощью многочисленных поступивших на его службу италиков небольшую армию римского образца. [281] В Риме многие беспокоились, видя приближение грозы, как и в 89 г. — междоусобную войну в стране, Митридата, поднимающего оружие, и пиратов, все более и более многочисленных и дерзких. Подозревали даже сношения и союз через море между Испанией и Понтом. [282]
281
Reмnach. M. Ё., 315 сл.
282
SaIlust. Hist., II, XLVII, 6 сл.
Среди этих беспокойств даже справедливые обвинения, направленные против могущественных лиц, вызывали слишком большие скандалы, которыми пользовались народные трибуны, чтобы волновать государство; эти скандалы легко можно было объявить преступлением как революционные происки, и тем пугать честных, но робких людей, с тайным удовольствием видевших преследование могущественного мошенника, но не смевших поддержать обвинителей. Действительно, оба обвиняемых, несмотря на красноречие отважного молодого человека, были оправданы, и Цезарь вследствие этих процессов сделался еще более ненавистным знати, подозрительно смотревшей на этого наглого и опасного племянника Мария. [283] Он понял, что сделал неосторожность и что момент был еще благоприятен молодым людям, служившим, подобно Помпею, делу Суллы. С войны против Брута Помпей возвратился еще более гордым, более честолюбивым, более уверенным в себе, чем был до отъезда. Он держал свое войско под оружием по соседству с Римом и всячески интриговал, чтобы быть посланным в Испанию на помощь к Метеллу; слабый сенат, боясь военного бунта, согласился на это, хотя Помпей еще не был избран ни на одну государственную должность. [284]
283
Suet.Caes., 4.
284
Plut. Pomp., 17.