Величие и падение Рима. Том 1. Создание империи
Шрифт:
Поэзия Катулла помогает нам объяснить удачу политической революции, произведенной Цезарем во время своего консульства. Такие субъективные и страстные стихи возможны только в эпоху, когда образованные классы не имеют более другой цели, кроме искания самых разнообразных наслаждений, богатства или любви, игры или философии, и оставляют общественные дела классу профессиональных политиков, большинство которых всегда бывает на службе партии, кажущейся наиболее сильной.
691
Ibid., LXXXV.
Когда Цезарь неожиданно узурпировал власть сената, большинство сенаторов слишком испугалось попасть в немилость у трех вождей демократии, которых
Однако обычное благоразумие не покинуло Цезаря. Он прекрасно понимал, что так быстро приобретенное могущество может исчезнуть еще быстрее. Он заставил принять ряд революционных законов, но он знал, что, как только покинет Рим, консерваторы постараются их уничтожить. Поэтому с поистине удивительной энергией он работал в продолжение остальной части года над утверждением могущества триумвирата. Прежде всего нужно было добиться избрания на следующий год консулами лиц, преданных ему и его друзьям. Кандидатами выбрали Авла Габиния, человека, всецело преданного Помпею, и Луция Кальпурния Пизона, потомка старинной знатной фамилии, но не сохранившего отпечатка своего происхождения. Его отец, потеряв свое состояние, взялся за дела, приобретал деньги военными поставками во время гражданской войны и женился на богатой плебеянке, дочери купца из Плацентии. [692] Пизон, насколько можно судить, был человек образованный, но готовый поступить на службу к любой партии, лишь бы достигнуть богатства и почестей. Цезарь, чтобы быть в нем уверенным, обручился с его дочерью Кальпурнией.
692
Cicero in Pis., 87.
Кроме того, было необходимо удалить из Рима возможно большее число выдающихся консерваторов и располагать в комициях большинством, на которое можно было бы положиться для того, чтобы даже в отсутствие Цезаря консервативной партии не удалось заставить народ отменить все то, что он, Цезарь, заставил принять. При гражданском эгоизме и недоброжелательстве высших и средних классов только в бедной и грубой массе населения, среди нищих, ремесленников и вольноотпущенников можно было найти толпы верных избирателей, готовых голосовать по приказанию вождя. Однако события последних лет доказали, как опасно было слишком доверяться неорганизованной черни, подвижной подобно морскому песку. Цезарь возымел тогда идею организовать по крайней мере часть этой черни в настоящий избирательный корпус; и, нуждаясь для этого в человеке, ловко выбрал Клодия, у которого аристократическая гордость его предков превратилась в страсть ко всему грубому и вульгарному и который любил посещать воров, бродяг и всякую кабацкую грязь. Цезарь предложил ему свою помощь при выборе его в народные трибуны при условии, что тот сделается его главным избирательным агентом. Клодий принял предложение из честолюбия, чтобы в течение года быть в качестве трибуна господином Рима и отмстить Цицерону, против которого он питал жестокую ненависть со времени свидетельства, данного по делу о святотатстве.
Но Бибул отложил выборы с июля на октябрь. Тем временем Цицерон, вернувшийся к началу июня из Кампании, [693] увидел, что среди этой агитации его кредит быстро возрождается. Помпей не упускал случая выказать ему свое расположение. [694] Цезарь предложил назначить его своим генералом в Галлии. [695] Оба они желали иметь его своим сторонником. Люди оппозиции, недовольные, консерваторы, молодежь так же осаждали его дом, как во времена Катилины. Можно было подумать, что он был единственным человеком, способным восстановить конституцию. [696]
693
Drumann. G. R., II, 230; V, 16.
694
Cicero. А., II, XIX, 4.
695
Ibid., II, XVIII, 3; II, XIX, 5.
696
Ibid., II, XXII, 3.
Только Клодий наполнял Рим инвективами и угрозами, направленными против него. [697] Но Цицерон был утомлен и был добычей своих постоянных сомнений. Лесть Цезаря и Помпея оказывала на него мало влияния, ибо его отвращение к демагогической тирании было глубоким и искренним; у него не было более мужества предпринять энергичную оппозицию: он постоянно колебался, то стремясь к великим битвам, то приходя в отчаяние от бездеятельности консерваторов. [698] В своих частных собраниях последние все дурно отзывались о Цезаре, но не осмеливались ничего ни говорить, ни делать публично. Только один из кандидатов на 58 г. отказался принести клятву его законам. Кроме того, угрозы Клодия начали беспокоить Цицерона до такой степени, что заставили его забыть об общественных бедствиях. Он говорил об этом Помпею, который успокаивал его, говоря, что Клодий обязан
697
Ibid., II, XX, 2.
698
Cicero. А., II, XVIII, 3; II, XXII, 6.
699
Ibid., II, XX, 2; II, XXII, 2.
На некоторое время Цицерон успокоился, но скоро его волнения возобновились, когда он увидал, что Клодий продолжает свои нападки. Он приглашал Аттика поскорее приехать в Рим, чтобы разузнать о намерениях Клодия через Клодию, с которой Аттик, повидимому, состоял в очень близких отношениях. [700] Клодий, действительно, обманывал Помпея: он хотел добиться изгнания Цицерона, обвиняя его в противозаконной казни соучастников Катилины, но был достаточно хитер для того, чтобы скрыть от всех свои намерения. Зная, как трудно изгнать из Рима такого знаменитого оратора, он хотел захватить его врасплох. [701]
700
Ibid., II, XXII, 4–5.
701
Dio, XXXVIII, 12.
Между тем Цезарь предложил очень точно и хорошо составленный, хотя и трудный для применения закон относительно злоупотреблений правителей провинций, и приказал Ватинию, которому заплатил за его труды акциями обществ откупщиков, предложить другой закон, уполномочивавший его вывести в Комо пять тысяч колонистов, пользующихся правами латинского гражданства. [702] Затем, как кажется, он вмешался, чтобы заставить сенат дать царю свевов Ариовисту титул друга и союзника римского народа. Это указывает, как неопределенна и противоречива была политика Рима, объявлявшего своими друзьями сразу двух врагов.
702
Lange. R. A., III, 284.
Но Помпей до сих пор колебался и, по-видимому, даже сожалел, что был вовлечен в партийную борьбу. Это беспокоило Цезаря, и, чтобы восторжествовать над его колебаниями, он прибегнул к ловкому обману: он уверил Помпея, что римская знать замышляет против него заговор. Ватиний убедил одного провокатора по имени Вет-тий побудить несколько легкомысленных молодых людей из аристократии составить заговор против Помпея и разоблачить его. Веттий заговорил об этом с сыном Скрибония Курионом, но последний, более хитрый, тотчас рассказал об этом своему отцу, который передал известие Помпею. Веттий, посаженный в тюрьму, оговорил несколько молодых людей и между ними Брута, сына Сервилии. Вполне возможно, что Веттий, действительно, говорил с Брутом по этому поводу и что Брут совершил какую-нибудь неосторожность. Во всяком случае, Сервилия поспешила к Цезарю, который навестил Веттия в тюрьме. Затем он собрал народ и приказал привести доносчика, рассказавшего длинную историю о заговоре, в которой уже не было ни слова о Бруте, а, наоборот, туманные обвинения падали на могущественных людей консервативной партии — на Лукулла, Домиция Агенобарба, самого Цицерона. После этого о деле замолчали; утверждали даже, что Цезарь приказал убить Веттия в тюрьме. [703]
703
Dio, XXXVIII, 9; Cicero. А., II, XXIV; Suet. Caes., 20; Cicero in Vat., 10, 11.— Вещь вполне вероятная, но являющаяся только предположением. Источники по этоку поводу очень спутаны.
В октябре Пизон и Габиний были избраны консулами, Клодий народным трибуном; несколько консерваторов, среди них Луций Домиций Агенобарб, — преторами. В непродолжительном времени сенат, где консервативная партия потеряла большую часть своего могущества, по предложению Красса и Помпея прибавил к тому, что было уже дано Цезарю, управление Нарбонской Галлией с одним легионом. [704] Уверенный с этих пор в своем проконсульстве, Цезарь занялся окончательным укреплением своей власти на форуме, организуя в Риме античный Tammany Hall. 10 декабря, едва вступив в должность, Клодий внес ряд законов, один другого популярнее, которые, конечно, были приготовлены по соглашению с Цезарем. Это был, во-первых, закон о хлебе: бедным гражданам хлеб должен был доставляться государством уже не по пониженной цене, а бесплатно; затем закон, позволявший народу собираться и утверждать законы во все праздничные дни; наконец, закон, предоставлявший полную свободу ассоциации римским ремесленникам. [705] Некоторые консерваторы и сам Цицерон хотели энергично воспротивиться этим предложениям, но Клодий ловко обманул их и заставил успокоиться, дав понять, что если они согласятся одобрить его законы, то он не будет более, нападать на Цицерона. [706] Таким образом, в первых числах 58 г. все его законы были приняты без всякого противодействия.
704
Dio, XXXVni, 8, Suet. Caes., 22; Cicero. Prov. cons., XV, 36.
705
Lange. R. A., III, 289 сл.
706
Dio, XXXVIII, 14.