Величие и падение Рима. Том 1. Создание империи
Шрифт:
Италия проходила через такой же период обновления, через который проходит современная Европа и Соединенные Штаты. Из сельской и военной аристократии она делалась буржуазной и торговой демократией и попадала в те же самые противоречия, какие смущают нашу современную цивилизацию: противоречие между демократическим чувством и неравенством состояний, между выборными учреждениями и политическим скептицизмом высших и средних классов, между ослаблением военных доблестей и национальной гордостью, между платонической любовью к войне и отвращением мирных классов к активной военной деятельности.
Старая знать погибла; связь ее со средним классом, выражавшаяся в патронате, была порвана; независимость, гордость и могущество среднего класса возросли; с образованием и философией распространилась политическая идеология. В Риме возник многочисленный ремесленный пролетариат, в одно и то же время революционный и предоставленный самому себе, и таким образом пало узкое, но могущественное аристократическое правительство той эпохи, когда одна знать
Но это не значило, что эти классы жили беззаботно и бесполезно. Они сажали на италийских холмах новые породы деревьев, привезенные с Востока; они улучшали разведение виноградных лоз, оливковых деревьев, скота; они изучали греческую философию, вводили в Италии азиатские искусства и промышленность, воздвигали храмы, дома, общественные здания, украшали их произведениями искусства, наконец, они сделали из грубой сельской Италии предмет удивления и восхищения для всех последующих поколений. Уже шестнадцать столетий, как пала империя, а дело этих классов существует доселе, хотя у многих современных историков они, так сказать, скрываются за личностями отдельных политиков и полководцев. В долинах и на холмах современной Италии виноградники, оливковые рощи и фруктовые сады колеблют по ветру последние уцелевшие трофеи мировой империи Рима.
Но гражданский дух угасал в этих классах, и выборные учреждения государства попадали во власть политичеких дилетантов и профессионалов, между которыми наиболее легко овладевали ими те, кто лучше умел руководить римскими рабочими. Это была единственная часть населения, еще интересовавшаяся политикой, потому что она находила в ней бесплатное развлечение, занимавшее место дорогостоящих времяпрепровождений высших классов, и потому что она более других нуждалась в помощи политических партий и государства. Без этой помощи у римского пролетариата не было бы хлеба, он не мог бы время от времени напиваться тонкими винами и наедаться дроздами и свининой на публичных банкетах; он никогда не имел бы ни легкой работы в общественных предприятиях, ни зрелищ, ни нескольких сестерций для игры в кости и для оплаты ласк уличных куртизанок.
В более грубой форме разве это не соответствует возрастающему могуществу, приобретаемому в современных парламентских государствах социалистической партией, состоящей из городских рабочих, наиболее нуждающихся в покровительстве государства? И разве не поучительна параллель между зажиточными классами Италии и современной буржуазией, которая, легко прибегая к прямой помощи государства, развлекается своими частными делами, ослабевшая от слишком многочисленных и разнообразных удовльствий, гордая своей образованностью, богатством и могуществом и вследствие этого слишком склонная к критике, к презрению, злословию, несогласию, устрняется от политической борьбы? Цезарь политической революцией своего консульства только закончил давно начавшееся преобразование, и в этой части его труда его можно до известной степени сравнить с современным вождем социалистов или, скорее, с руководителем (boss) нью-йоркского Таммани Холла. Римская политика сделалась, таким образом, мировой ярмаркой должностей, законов, привилегий, провинций, царств, грязных доходов; она была наполнена интригами, обманами, изменами, насилием, и ею занимались не только наиболее вероломные и наглые мужчины, но и развращеннейшие женщины той эпохи. Случайно попавший туда честный человек скоро изгонялся, если не делался подобным прочим.
Одновременно с гражданским чувством у этой буржуазной нации пропадала и готовность к войне. Завоевания Лукулла и Помпея неизмеримо подняли империалистическую гордость среднего класса и распространили чувство удивления перед Александром Великим вместе со всеми иллюзиями мирового могущества. Но громадное большинство лиц, предлагавших на пирах и в дружеском кружке завоевать мир, шествуя по стопам македонского героя. не согласилось бы прожить ни одного дня на походном положении. Закон, по которому все мужчины от 17 до 46 лет несли военную службу, всегда оставался в силе, но купцы, капиталисты, собственники не хотели более, чтобы воинская повинность мешала им в делах или удовольствиях. Магистраты, производившие наборы войска, брали только добровольцев, как это делается в современной Англии, [730] т. е. наемников, которые, не достигнув ничего ни в городе, ни в деревне, брались за военное ремесло, которое давало им в год 225 динариев [731] и в котором, кроме того, они получали пищу и одежду, подарки от полководцев и возможность достигнуть звания центуриона. Государство пользовалось своим правом принуждать к военной службе только тогда, когда был недостаток в добровольцах, и оно всегда набирало своих солдат среди городских нищих, свободных крестьян, мелких горцев, в которых еще сохранились кое-какие следы старой земледельческой расы, победившей Ганнибала. Увеличение благосостояния было так велико, что Италия вся сделалась буржуазной нацией,
730
R"ustow. Н. К. С, 2.
731
Ibid., 32.
732
Nitzsch. G. V., 196.
Только время от времени, как и теперь еще случается в Европе, стоячие воды этого гражданского скептицизма были волнуемы сильными бурями. Тогда происходила одна из тех встрясок обычно столь апатического общественного мнения, которые захватывают врасплох политические котерии и их вождей. Авантюристы, не боявшиеся более ни небесных богов, ни земной власти, еще дрожали перед той невидимой силой, какой было общественное мнение, т. е. мнение средних и высших классов. Ни одна партия не чувствовала себя достаточно сильной, чтобы сметь систематически противодействовать чувству среды, могущественной своим богатством, своей численностью и своей культурой. Помпей, несмотря на свою славу и богатство, старался поэтому не оскорблять республиканского чувства Италии, и очень богатый и могущественный Красс по этой же причине старался заставить забыть свои прошлые интриги. Что касается Цезаря, то он отправился в Галлию с намерением приобрести там большими победами удивление этого класса, у которого он был слишком дискредитирован своей беспорядочной жизнью, своими долгами, своей продажностью, демагогическими насилиями последних лет и радикальной революцией своего консульства.
Но если аналогичные противоречия смущают и колеблют современную цивилизацию, то древняя Италия рисковала умереть от них. Политический скептицизм цивилизованных наций и их нелюбовь к войне, по-видимому (теперь, по крайней мере), не угрожают самому существованию белой расы, потому что жизненные условия торговых демократий нашего времени покоятся на усилии, в котором борьба человека с природой одерживает верх над борьбой человека с человеком, т. е. на индустрии, старающейся утилизировать силы природы наиболее производительным образом. Напротив, в усилии основать торговую демократию древней Италии борьба человека против человека одерживала верх над борьбой человека с природой. После только что приведенных аналогий необходимо изучить также и это существенное различие, проистекающее от того, что античный мир был беднее, менее образован, менее населен и менее продуктивен. Торговая буржуазия, подобная образовавшейся тогда в Италии, теперь может существовать в очень маленькой беззащитной стране, как Бельгия, в великой морской и империалистической нации, как Англия, в огромной демократии, созданной, подобно Соединенным Штатам, на почти пустынном континенте, в воинственной монархии, подобной Германии, которая была основана на самых бесплодных землях Европы. Для этого достаточно, чтобы небольшое число деятельных и предприимчивых людей образовали промышленную аристократию, накопили известный капитал, разумно употребляли-его и давали работу ремесленникам. Если в стране нехватает рук, рабочие придут издалека. Они сами в поисках работы переедут через океан; они возьмут ее, как бы тяжела она ни была; они спустятся внутрь земли, проведут всю свою жизнь на хрупком судне, качающемся на море; они останутся весь день с восхода до захода солнца в пещере циклопов, перед горнами, где плавится железо, повинуясь властному кодексу индустриальной дисциплины, в выработке которого они не участвовали.
Таким образом мучается на фабриках Соединенных Штатов космополитическая масса рабочих, добровольно эмигрировавших из всех стран света. В древнем мире было иначе: там для основания торговой буржуазии нужна была обширная империя и военное господство. В Риме была масса рабов и вольноотпущенников — восточных, галльских, германских, испанских, скифских, работавших на богатых и зажиточных буржуа, но они, вместо того чтобы добровольно покидать свою родину подобно рабочим, эмигрирующим в Америку, силой были привезены в Италию. Причина же этой существенной разницы состояла в том, что в ту эпоху земля не была еще довольно населена, а жизнь была слишком проста.
В современном цивилизованном мире условия жизни различных социальных классов идут от нищеты к богатству, постепенно проходя бесчисленные промежуточные стадии комфорта, так что в каждом классе, даже среди рабочих, различие в потребностях для каждого человека и каждого ремесла так же велико, как между различными классами. Эта градация является очень тонким и могущественным орудием, с помощью которого капиталистическая буржуазия может в настоящее время привлекать к себе на службу людей даже из очень отдаленных стран. В нашем столь населенном и столь жадном к удовльствиям мире всегда возможно, возбуждая волю пропоциональным вознаграждением, найти людей, которые для удовлетворения своих нужд, предоставления себе немного большего количества удовльствий и роскоши, соглашаются обучиться и выполнять самые утомительные и наиболее трудные работы, требующие наибольшей дисциплины и самообладания.