Величие и падение Рима. Том 1. Создание империи

Ферреро Гульельмо

Прекращение движения

Это противозаконное насилие рассеяло многочисленных сторонников Тиберия, испугало умеренных и склонных к реформам консерваторов, которым уже внушала отвращение демократическая агитация Тиберия, и принизило гордость народа. Но Рим, пораженный ужасом, увидел после стольких веков порядка и законности не только безнаказанным, но и восхваляемым насилие партии, которая первая присвоила себе отправление правосудия. Сам Сципион Эмилиан, осаждавший тогда Нуманцию, одобрил убийство своего слишком демократического зятя.

Применение аграрного закона

Все же три комиссара, одним из которых был младший брат Тиберия, Гай, отправились в дорогу; они поехали в Циспаданскую Галлию и в южную Италию, пытаясь восстановить в деревнях прежнюю крепкую Италию, победившую Ганнибала. Они обмежевывали общественные земли и распределяли их. [132] Но предприятие было трудное и не могло быть выполнено без нарушения справедливости, потому что после стольких лет нелегко было отыскать древний ager publicus.

132

Bernabei. Notizie degli scavi, март 1897; С. I. L., I, 552–556. — Позднейшая надпись (С. I. L., I, 583) относится к действиям трибунов в Циспаданской Галлии.

Перемены в италийском землевладении

Масса лиц производила фиктивную продажу земель, если они владели ими сверх законной нормы; [133] масса других лиц с большими издержками обрабатывала захваченную землю; многие документы о продаже и уступке земель более не существовали. [134]

Особенно терпели от этих разысканий и проверок средние собственники, еще многочисленные между латинами и союзниками, и это было тем более жестоко, что в эти годы Италия, по словам Плиния, начала понимать свои интересы. [135] Многие полуразоренные собственники решили приняться за более выгодные виды хозяйства: не будучи в состоянии возделывать, как было до этого времени, виноград и оливки для собственных потребностей, а зерно на продажу, они задумали, наоборот, засевать хлеб только для своего потребления, а масло и вино — для продажи. Масло и вино стоили дороже, и их легче было перевозить для продажи на отдаленные рынки. Великие экономические кризисы истории разрешаются не гениальными законодателями, но самими народами, трудом увеличивающими свое богатство.

133

Арр. В. С, I, 18.

134

Ibid. — Ср. прекрасную работу: Callegari. L. S. С, 35.

135

Я помещаю начало этого аграрного переворота в Италии между 130 и 120 гг. до P. X., опираясь на важное место Плиния (Н. N., XIV, 14, 94). Плиний говорит, что в 121 г. в первый раз в Риме увидали, благодаря громадному изобилию вина, результат этой перемены культур. Следовательно, изменение должно было начаться десятилетием ранее, принимая во внимание медленный рост виноградников. Плиний не говорит об оливковых деревьях, но так как оливки вместе с виноградниками были, как увидим, наиболее выгодной культурой нового сельского хозяйства и так как уже во времена Катона уменьшается возделывание зерновых хлебов и увеличивается культура оливок (Weber. R. A. G., 223), то вполне возможно предположить, что обе культуры развивались одновременно.

Приостановка аграрного закона

К несчастью, справедливо, что при проведении этого закона многие италийские собственники, потревоженные в своем деле слишком усердным законодателем, увидали, что их принуждают к обмену прекрасного виноградника на болотистый участок земли. Поэтому латины и союзники обратились за помощью к Сципиону Эмилиану, который знал их по участию в войнах и был к ним весьма расположен. Сципион предложил в сенате и, конечно, добился утверждения народным собранием закона, по которому на будущее время консулам вместо триумвиров предоставляется решать, какая земля общественная и какая частная; [136] таким образом, триумвиры не могли более разыскивать земель для раздела, а консулы, почти всегда противники народной партии, оставляли без движения все процессы; исполнение закона было приостановлено. [137] Только в 125 г. М. Фульвий Флакк, член аграрной комиссии и друг Тиберия, избранный консулом, пытался возобновить реформу и предложил даровать латинам и союзникам права гражданства, [138] чтобы вознаградить за ущерб, причиненный им пересмотром ager publicus. Но успеха он не имел.

136

Lange. R. А., III, 22.

137

Neumann. G. R. V., 215, 216.

138

Unge. R. A., III, 26; Meyer. U. G. G. 17.

Характер и начало карьеры Гая

Предприятие, не удавшееся Тиберию, было возобновлено через десять лет его братом Гаем, человеком выдающимся по мощи и величию духа. Гай, которому во время убийства Тиберия был 21 год, в течение десяти следующих лет подавал своему выродившемуся поколению блестящий пример доблестной деятельности, частной и общественной. Он был членом аграрной комиссии и при различных обстоятельствах принимал участие в политической борьбе, последовавшей за смертью его брата, стараясь защитить его память и его дело. Он совершил много походов и был квестором в Сардинии, но не следовал примеру молодых франтов из знатных римских фамилий: напротив, живя, как солдаты, и заботясь об их благосостоянии, он тратил собственное состояние вместо того, чтобы грабить страну, и оставался безупречно чистым. [139] Военное ремесло не могло отвлечь его от занятий, к которым так стремилась его душа; он совершенствовал свое красноречие, которому удивлялся Цицерон, [140] в то время как воспоминания о событиях по смерти Тиберия и долгие размышления побуждали его продолжать прерванные планы своего брата, облекая их в более зрелые формы.

139

Aul. Gel., XV, 12.

140

Cicero. Brutus, 33, 125.

Идеи Гая

Подобно Тиберию, Гай был проникнут сознанием необходимости спасти по крайней мере одну часть старого общества; но этот план реставрационных и консервативных реформ силой вещей — как всегда бывает с подобными проектами в критические эпохи — превращался в его уме в революционное действие, которое вместо утверждения того, что было хорошего в прошлом, ускоряло его разрушение. Участь брата и его реформы указывали, что бесполезно было пытаться излечить бедствия Рима, предварительно не разрушив или, по крайней мере, не унизив могущественную партию знатных концессионеров и узурпаторов общественных земель; план восстановить класс собственников при помощи римских нищих был слишком прост и в действительности мало выполним. Гай сам в качестве триумвира сознавал, каким трудным предприятием, полным несправедливостей и зол, было разыскание ager publicus. Более того, даже допуская, что новые поселенцы ревностно начнут возделывать распределенные им земли, в чем вовсе нельзя было быть вполне уверенным, [141] нелегко было оживить лучшие свойства древнего духа в 400 000 римских граждан, управлявших империей (по цензу 125 г. их было 394 375 человек). Римский народ ограничивался теперь олигрархией собственников, банкиров, предпринимателей, купцов, ремесленников, авантюристов и сброда, жадной до удовольствий, возбуждений и внезапных прибылей, высокомерной, буйной, испорченной городской жизнью; и эта олигархия — бесполезно было бы на этот счет обманываться — всегда ставила собственную выгоду и удовольствия выше всякой реформы, даже наиболее спасительной. Без сомнения, в этой олигархии многие лица, особенно бедный мелкий люд, жаловались на настоящее положение дел, но лишь потому, что они не могли удовлетворить своих желаний; и если для того, чтобы дать выход своему недовольству и ненависти против богатых, они одобряли реформу, то они вовсе не были расположены для спасения государства вернуться к более трудолюбивому, более честному и более простому образу жизни. Новые идеи созревали в уме Гая во время долгих походов, вдали от Рима.

141

Мы не можем определить результата надела землей согласно закону Тиберия. По Титу Ливию (Per., 59 и 60), число римских граждан, которых в 130 г. было 318 823, повысилось в 124 г. до 394 726 человек; это увеличение Белох (I. В., 82) приписывает наделам Гракхов. Но тот же Белох (В. A. W., 351) думает, что вторая цифра ошибочна и что должно читать 294 726; в последнем случае, следовательно, произошло уменьшение народонаселения. — Ср.: Blasel. Die Motiven der Gesetzgebung des C. Sempronius Gracchus. Trieste, 1878; Lange. R. A., III, 27.

Его первоначальная программа

При возвращении из последней экспедиции в Сардинию, когда корабль, на котором он ехал, поднявшись по Тибру, бросил якорь в Риме, Гай нашел большую толпу, приветствовавшую его аплодисментами. [142] Мало-помалу, когда ужас, внушенный убийством Тиберия, рассеялся, римское простонародье стало искать себе покровителя и мстителя; и брат жертвы, известный своими доблестями и уже вызвавший против себя подозрение

знати, казался желанным человеком. Таким образом, наступил, наконец, день, в который увлекаемый памятью своего брата, событиями, ожиданием народа, недоброжелательством врагов, собственным гением Гай предложил план общей реформы, где он изложил идеи брата, но в более совершенном виде, а также высказал свои собственные, вполне оригинальные и смелые, иногда даже опасные. Выбранный народным трибуном на 123 г. комициями, в которых участвовало большое количество сельских избирателей, [143] Гай прежде всего попытался лишить партию крупных арендаторов общественных земель той поддержки, какую оказывали им другие классы. [144] Капиталисты и сенаторы легко вступали в соглашение для того, чтобы грабить государство; но богатые всадники из гордости, из желания еще большей власти, из алчности до сих пор слабо поддерживали абсолютную власть, которой пользовались в государстве, в судах, в армии знатные, оргии и долги которых им приходилось оплачивать, — и Гай, возобновив одну из идей Тиберия, предложил lex judiciaria, по которому постоянные комиссии (questiones perpetuae), судившие по обвинениям, выставленным против провинциальных правителей, и по другим политическим преступлениям, составились не из сенаторов, как прежде, но из всадников и были облечены более широкой юрисдикцией. [145] В то же время один из его товарищей, Маний Ацилий Глабрион, предложил важный закон против взяточничества правителей (lex Acilia repetundarum). Судебный закон был весьма важен для богатых всадников, которые с этих пор могли судить даже сенаторов; но Гай еще содействовал им проведением закона, окончательно реорганизовавшего новую азиатскую провинцию, пергамское царство, наследованное Римом десять лет тому назад и бывшее после подавления национального восстания прочным достоянием Рима. Гай вопреки тому, что сделал в Испании его отец, предложил установить в провинции Азии сбор десятины со всех продуктов, сбор scripturae, т. е. арендной платы за общественные земли, и сбор portoria, или таможенных пошлин; но он прибавил, что взимание этих налогов будет сдано на откуп не местным капиталистам, как было в Сицилии, но в Риме через цензоров и римским капиталистам.

142

Diod., XXXIV, fr. 24.

143

Plut. C. Gr., 3.

144

Порядок, в котором были предложены законы в течение двух трибунств Гая, а особенно их распределение, были предметом больших споров, потому что Плутарх (С. Gr., 4–6), Аппиан (В. С. I., 21–23), Тит Ливии (Per., 60), Веллей (II, 6) рассказывают о событиях совершенно по-разному. Ср.: Callegari. L. S. С, 53 сл. — Лучше всего, как сделал это Каллегари, определить порядок всего законодательства по внутренней связи законов, потому что в столь логической системе законодательства Гая законы, являвшиеся подготовительными, естественно предшествовали тем, которые были конечной целью.

145

Ср.: Liv. Epil., 60; Арр. В. С, I, 22; Floras, III, 13; Tacit. Ann., XII, 60; Diod., XXXIV, fr. 25; Plut. C. Gr., 5.—О расхождениях этих текстов и о возможных способах их согласования см.: Callegari. L. S. С, 104 сл.

Хлебный закон Гая

Гай намеревался воспользоваться крупными суммами, которые государство должно было извлечь из этих откупов и увеличения таможенных пошлин на предметы восточной роскоши, [146] чтобы приобрести расположение бедного люда, уничтожив навсегда то полуголодное состояние, которое имело место в Риме даже в урожайные годы. Он предложил lex frumentaria, по которому доставка в Рим съестных припасов делалась общественной обязанностью и государство должно было снабжать Рим хлебом, продавая его по пониженной цене, по 61/3ассов за модий. [147] Он думал, что эти крупные государственные покупки хлеба по всей Италии будут выгодны для собственников и что, организуя постройку обширных житниц, он в Риме даст работу предпринимателям и рабочим. [148] Затем, чтобы угодить гражданам и беднякам, он предложил восстановить в силе законы Тиберия и снова, по lex agraria, передать триумвирам власть решать, является ли данный участок общественной или частной землей. [149] К этому, возобновляя, без сомнения, мысль своего брата, он присоединил lex militaris, устанавливавший семнадцать лет как минимум при наборе рекрутов, которые к тому же должны были делать обмундирование не на собственный счет, но на деньги государственного казначейства. [150] Он предложил, наконец, lex viaria — грандиозный проект проведения новых дорог в различных частях Италии, особенно в южной, для предоставления работы предпринимателям и рабочим и облегчения продажи сельских продуктов.

146

Velleius, II, 6.

147

Арр. В. С, I, 21; Liv. Per., 60; Plut. С. Gr., 5 (согласно его свидетельству, одни бедные могли воспользоваться этой пониженной ценой).

148

Арр. В. С, I, 23.

149

Это можно заключить из одного места Тита Ливия (Per., 60), где он говорит, что lex agraria Гая совпадал с соответствующим законом Тиберия. Ср.: Neumann. G. R. V., 236; Callegari. L. S. С, 80 сл.

150

Plut. С. Gr., 5.

Административная деятельность Гая

Предлагая, таким образом, комициям столько различных законов, из которых одни нравились богатым финансистам, другие арендаторам, бедным гражданам или пролетариям, Гай легко мог добиться утверждения всех своих проектов [151] и положить начало той политике торговых интересов, которую в течение столетия со всевозрастающей энергией проводила демократическая партия. Однако, по странному самообману, Гай считал возможным воспользоваться этой политикой для совершенно иной цели — для возвращения, по крайней мере частичного, римского общества к его первоначальному виду и простоте.

151

Dioid., XXXIV, fr. 25.

Закон Гая о колониях

Вновь избранный подавляющим большинством трибуном на следующий год, он выступил с еще более смелыми предложениями. Масса ремесленников, торговцев, художников, ученых, авантюристов стекалась в Рим отовсюду; это вело к бесчисленным затруднениям, особенно сложным было продовольствие; хлеб и плата за помещение были очень дороги, масса же была без средств. Между тем в других областях Италии многие города и деревни пустели. [152] Lex frumentaria не был средством безопасным; благодаря ему очень возросли издержки государственного казначейства, которому уже нанесла удар испанская война. Рим был слишком населен; следовательно, нужно было побудить известное число финансистов и торговоцев переселиться в другие города, куда за ними последовала бы и часть мелкого люда, покинув столицу. Гай думал о трех пунктах Средиземноморского побережья: Скиллетии, Таренте и Карфагене. В Скиллетии уже была таможня для товаров, ввозимых из Азии; Тарент давно славился своей торговлей и богатством. Для купцов, торговавших с Грецией, Македонией и Востоком, разве не было удобнее жить в Скиллетии или Таренте, нежели в Риме? После разрушения Карфагена Рим поглотил карфагенскую торговлю: следовательно, римским коммерсантам, ведшим торговлю в Африке, также был расчет поселиться там. Действительно, многие из них уже устроились в Цирте. Нельзя ли было выстроить на развалинах пунического Карфагена римский Карфаген, которому дать имя Юнонии? Гай предложил основать в Скиллетии, Таренте и Карфагене три колонии, но образованные не из людей неимущих, как бывало раньше, а из людей зажиточных [153] — торговцев и капиталистов, которым можно дать большие участки земли, чтобы побудить их покинуть Рим.

152

Ср.: Sic.Flac. De cond.agr., I, 136–137.

153

Этот основной пункт, освещающий всю мысль Гая и показывающий, чего он ожидал от колоний, передан нам Плутархом (С. Gr., 9). Callegari (L. S. С, 99) понял всю его важность.