Величие и падение Рима. Том 2. Юлий Цезарь
Шрифт:
После заключения мира Цезарь одно время мог думать, что маленькая война с гельветами будет иметь очень великие и благоприятные последствия для интересов Рима. Он видел, что вокруг него, под его председательством и без всякого старания с его стороны собирается почти вся Галлия — concilium totius Galliae. Почти все народы по собственной инициативе отправили к нему депутации. Эти депутации не только принесли Цезарю поздравления, но явились с жалобами на Ариовиста и с просьбой у него помощи против германского царя. Факт был многозначителен. Уже не политическая партия одного народа, как в войне против гельветов, а вся Галлия без различия партий и национальностей объявляла теперь себя готовой вступить в римскую клиентеллу и обращалась к Риму за помощью в разрешении столь важного вопроса ее национальной политики. Нельзя было больше сомневаться: галльское собрание было доказательством, что война с гельветами за один месяц подняла престиж Рима в глазах галлов более, чем все переговоры и совещания сената в течение многих лет.
Но Цезарь не замедлил заметить, что положение было не так благоприятно,
Но, представляя себе политическое положение Галлии, Цезарь должен был осознать теперь страшную ошибку, совершенную им нападением на гельветов, на этот мужественный народ, также желавший разбить Ариовиста. Этой несчастной войной он лишил себя союзника, который мог быть ему очень полезен в войне с германским владычеством, и оказал значительную услугу германскому царю, т. е. своему противнику. Он оттолкнул от себя могущественную национальную партию и народные массы всей Галлии, восстановив их против себя и романофильской партии. Он, наконец, скомпрометировал престиж Рима в Галлии и идею войны против Ариовиста, которая была неизбежна, если Цезарь хотел ввести кельтские республики в сферу римского влияния.
В действительности не из любви к Риму вся Галлия отправила к Цезарю посольство с просьбой о помощи против германского царя. Этот поступок был отчаянным усилием романофильской, консервативной партии использовать к своей выгоде положение, созданное войной против гельветов. Неудача гельветов, бывшая следствием интриг эдуев против Цезаря, возбудила ненависть всего галльского народа против этой партии до такой степени, что последняя поняла, что ей остается только одно средство спасения: немедленно побудить Цезаря ниспровергнуть господство Ариовиста. Если Цезарь остановится после заключения мира, то народ поверит вожакам национальной партии, обвинявшим эдуев и всю аристократическую партию в измене галльскому делу, в сковывании рук Галлии цепями германского владычества остановкой гельветов. Если, напротив, Цезарь отбросит за Рейн свевов, то эта партия могла бы утверждать, что она послужила национальному делу лучше своих противников, и приобрести в победоносном проконсуле прочную поддержку своей власти. Следовательно, не теряя времени, нужно было побудить Цезаря начать эту войну.
Цезарь не замедлил заметить, что настойчивые и почтительные просьбы галльских представителей имеют вид настоящих требований. Войной с гельветами он уже оттолкнул от себя могущественную национальную партию и народные массы; теперь, если он не уничтожит Ариовиста, романофильская партия сама обратится против него, и он окажется со своей маленькой армией как бы затерянным посреди Галлии, ненавидимый всей нацией и без поддержки со стороны какой-либо партии. Как мог бы он долго держаться в Галлии при таких условиях? Война против Ариовиста одна могла дать ему престиж, который ранее он надеялся заслужить войной с гельветами. К несчастью, эта война была не из тех, которые без большой опасности можно было сымпровизировать за несколько недель. Речь шла о войне в отдаленной стране без хорошей операционной базы и с небольшой армией в шесть легионов с врагом, возбужденным великими победами и, по слухам, очень многочисленным. Цезарь не мог рассчитывать на лояльную поддержку галльской нации, от которой зависело снабжение продовольствием. В Галлии была целая партия националистов, желавших видеть гибель Цезаря. То, что произошло в войне с гельветами, показывало, сколь велико было затруднение. Наконец, — и это было особенно опасно в случае неудачи — существовало также препятствие юридического характера: Ариовист в прошлом году был объявлен другом и союзником римского народа, и нельзя было сослаться ни на какой повод к войне.
Цезарь никогда не находился в подобном затруднении. Для него дело шло о риске всем приобретенным в долгой борьбе и всем тем, на что он надеялся в будущем. В случае поражения он не мог бы долго держаться в Галлии, а его положение в Риме было бы безвозвратно погублено. Но со свойственными ему ясностью мышления и быстротой в принятии решений Цезарь понял невозможность избежать этого испытания. Он решил идти навстречу опасности, импровизируя как только мог лучше в этой второй его войне.
Прежде всего нужно было найти предлог для нее. Он начал с приглашения Ариовиста посетить его, так как он хотел с ним говорить. [47] Приглашение было высокомерным, и варвар, естественно, отвечал, что если Цезарь нуждается в нем, то сам может посетить его для желаемого разговора. Цезарь отказался и просил сделать разные уступки эдуям и секванам. Ариовист, уже раздраженный первым приглашением, отказал, и Цезарь объявил тогда, что уполномочен объявить ему войну в силу пресловутого декрета в пользу эдуев. Наученный, однако, предшествующей войной, Цезарь не хотел испытывать по пути недостатка в съестных припасах и опасался измены. Он занял Везонтион (совр. Безансон), самый большой и богатый город секванов, организовал провиантскую службу, о которой должны были заботиться эдуи и секваны, а вместо Думнорига начальником кавалерии назначил Публия Красса, сына
47
1 Dio, XXXVIII, 34. Относительно существенных различий между рассказами Диона и Цезаря и оснований, по которым рассказ Диона более правдоподобен, см.: Micalella, F. D., 38 сл.
Солдаты, находившиеся под впечатлением кровавой битвы с гельветами и опасностей, испытанных в предшествующую войну, были напуганы рассказами весонтионских жителей и торговцев о германцах и Германии и в последний момент отказались выступить. Как, — говорили они, — будучи столь малочисленными, нападать на такого страшного врага? Как снабжать провиантом армию в неизмеримых лесах и диких пустынях этой непроходимой страны? Страх пробудил в них даже совестливость: эта война против царя, объявленного сенатом другом и союзником, несправедлива, и боги не допустят, чтобы она имела счастливый исход. [48] Цезарь должен был собрать своих офицеров и солдат, опровергать их доводы, предостерегать и возбуждать их самолюбие, объявляя, что, если другие не имеют храбрости, он пойдет один с десятым легионом. Этот-то по крайней мере не боится!
48
2 Дион, XXXVIII, 35, говорит, что паника началась среди солдат; Цезарь, напротив, утверждает (В. G., I, 39), что сперва она охватила высших офицеров. Рассказ Диона более достоверен: невозможно допустить, чтобы офицеры имели так мало достоинства и мужества, что обнаружили свой страх перед солдатами; напротив, если допустить, что битва с гельветами была несчастлива для римлян, то очень естественно, что среди солдат возникла паника. Версия Диона настолько естественнее версии Цезаря, что сам Petsch (Die historische Glaubw"urdigkeit der Commentarien Caesars vom gallischen Kriege nach gegenw"artige Stande der Kritik. Gl"uckstadt. I, 1885; II, 1886), всегда склонный верить рассказам Цезаря, допускает, что здесь он искажает действительность. Этот рассказ нам показывает, как склонен был Цезарь прославлять мужество своих солдат и принижать заслуги высших офицеров, почти поголовно принадлежавших к аристократии.
На следующий день армия выступила к долине Рейна. После семидневного похода она достигла долины совр. Тура (Thьr) и через некоторое время оказалась в виду армии Ариовиста. Цезарь, знавший, что Ариовист ожидает подкрепления, попытался тотчас навязать ему битву, но Ариовист в течение многих дней уклонялся, говоря своим солдатам, желая сделать их терпеливее, что пророчицы запрещают сражаться до новолуния. [49]
49
1 Цезарь (В. G., I, 54) вскользь говорит, что Ариовист ожидал подкреплений. Это, конечно, действительная причина, по которой Ариовист откладывал битву; предсказания женщин, о которых Цезарь говорит в 50-й главе, были не причиной, но объяснением, данным солдатам.
В это время он довольствовался тем, что угрожал сообщениям Цезаря с эдуями и секванами, занимал своих солдат кавалерийскими стычками, засадами и вылазками, не вступая в решительный бой. Одна из этих засад, однако, удалась слишком хорошо и едва не окончилась (без сомнения вследствие ошибки Цезаря) взятием одного из двух лагерей, между которыми Цезарь вынужден был разделить свою армию, чтобы облегчить снабжение ее продовольствием. [50] Неясно, что случилось потом. Может быть, Ариовист понадеялся на свои силы, или он не мог уже более сдерживать солдат, утомленных долгим ожиданием. Достоверно то, что, когда Цезарь на следующий день выстроил своих солдат вне лагеря, Ариовист принял вызов. Правое крыло римской армии разбило линию неприятельского фронта, но левое крыло было не в состоянии выдержать удар и начало уже подаваться, в то время как Цезарь, находившийся на правом фланге, не замечал этого. По счастью, Публий Красc, бывший в стороне вместе с кавалерией, понял опасность и дал приказ третьей линии резерва двинуться на помощь. Опыт войны с гельветами принес пользу: римляне выиграли битву. Ариовист стремительно бежал за Рейн, отказавшись от всех своих претензий на Галлию. Германское владычество в Галлии было сокрушено.
50
2 Об этой неудаче Цезаря повествует Дион (XXXVIII, 48), и я думаю, что это правда, хотя, как доказал Petsch, рассказ о войне у Диона очень запутан. Но если не допустить подобного эпизода, то трудно объяснить, почему Ариовист переменил свое намерение. Рассказ Цезаря не совсем ясен. Например, в 50-й главе он говорит, что однажды, после того как он держал все утро армию в открытом поле, ожидая сражения, он отвел ее за лагерные укрепления. «Тогда, наконец, — прибавляет он, — Ариовист повел часть своей армии на приступ к маленькому лагерю, и жестокое сражение продолжалось до вечера. Ариовист кончил тем, что отозвал своих солдат после крупных потерь с обеих сторон». Как видно, здесь говорится о серьезном сражении, но очень кратко и очень неопределенно. Что делали солдаты маленького лагеря и что — солдаты большого? Сделали ли последние вылазку, чтобы атаковать нападающих и заставить Ариовиста вывести другие войска, — мы не знаем этого. В следующей главе Цезарь говорит нам, что на другой день он повел свои легионы на вражеский лагерь и что германцы были принуждены принять бой. Что значит это принуждение? Почему германцы не могли оставаться в своих окопах, как в другие дни? Как, с другой стороны, германцы могли построить свои войска в боевой порядок, если Цезарь был так близок от их лагеря? Эта неясность должна, таким образом, что-то скрывать: вероятно, исход сражения предшествовавшего дня, которое было более серьезным, чем хочет дать понять Цезарь, и которое побудило Ариовиста вступить в бой.