Велик
Шрифт:
— Да?
— Да, кабуча тебя разбери! — всё еще пытаясь казаться галантным кавалером-меценатом, проговорил жрец. — Я хочу, чтобы мы с тобой были друзьями, потому что ты понравилась мне с первого взгляда!
— Я замужняя женщина, ваша просветленность! — чопорно отрезала торговка.
— Обманывает, — прошептал Анчар. — Муж ее бросил. Она говорит, что из-за меня…
— Ну, ты ходок! — с новым уважением пробормотал Агафон.
— В смысле? Куда?
— Не куда, а к кому.
— То есть?.. Погоди, ты что подум… имеешь в ви… подразум… Я совсем не про
— Ладно, потом, слушай! — прошипел Агафон.
— Нет, я тебе серьезно говорю, что…
— Цыц!
— …а друзья должны рассказывать о себе… о жизни… о знакомых… Чтобы убедить тебя в своей искренности, я расскажу о своих делах, о том, как прошел день, а ты мне, к примеру… ну… хотя бы о том чародее, который пробрался на корабль с тобой. И его друге. Ты видела его раньше?
После паузы — чуть более долгой, чем понравилось Совету Магов, прозвучал нерешительный голос Оламайд:
— То есть, ты хочешь узнать про белого шамана?
— Да, — голос Узэмика дрогнул от нетерпения.
— И про его знакомого, молодого белого шамана?
— Да.
— И давно ли они знакомы?
— Да!
— И о чем они разговаривают? — голос матроны поднялся на тон, и нехорошие резкие нотки незаметно вплелись в его звучание.
— Да!!! — обрадованный пониманием и не замечавший надвигающегося шторма, подтвердил жрец.
— И для этого ты пришел ко мне ночью, разбудил меня, разбередил женскую душу, наобещал любовь и дружбу…
— Да… то есть, нет, конечно! Я же сказал — ты приглянулась мне еще на корабле… И про любовь я ничего не говорил!
— Это читалось между строк!
— И не писал!
— Короче, ты пришел ко мне со сладкими словами, только чтобы узнать про этих шептунов!!!
Агафон, судя по голосу, ухмылявшийся от уха до уха, ткнул ничего не понимающего, но встревоженного атлана локтем в бок и шепнул: «Во дает, тетка!»
— А я тебе говорю, глупая ты женщина…
— Ах, теперь я тебе не милая, а глупая женщина?!
— Ты неправильно меня…
— Убери руки, старый пень!
— Да как ты смеешь…
Уточнить, что конкретно Оламайд смела и каким именно образом, он не успел, потому что голос его внезапно сорвался, тень закрыла тусклый свет лампы в окне, над головами подслушивавшего Совета пролетело нечто массивное и с глухим шмяком, треском и вскриком обрушилось в кусты метрах в трех от них.
— И чтобы ноги твоей больше около меня не было, лживый выкидыш лишайной каракатицы! — прорычало в ночи.
В кустах яростно зашуршало под аккомпанемент проклятий и стихло. Почти не слышные на сухой земле, прочь заспешили неровные шаги.
— Оламайд?.. — не в силах более терпеть неизвестность, Анчар вскочил, сунул голову в окно… и свет померк перед его очами.
— …я же подумала, что вернулся тот старый бабуин! — страдальческий шепот прошелестел где-то недалеко от него.
— А это был новый бабуин, — гыгыкнул также шепотом другой человек.
— Сам ты — макак! — в мгновение ока[26] страдания трансформировались
Атлан нахмурился, пытаясь сообразить, кто и о ком — или о чем — разговаривал. Под чьей-то ногой хрустнуло стекло, и холодная влажная ткань шапкой легла ему на голову.
— А я его не убила?..
— Ола…майд?.. — Анчар шевельнулся, и взволнованный голос шепнул:
— Живой! Полотенце мокрое помогло!
— Ты… не подскажешь… как пройти в библиотеку?
Его собственные слова — каждое в отдельности, а потом все вместе — взорвались под черепной коробкой как корзина петард, атлан замычал от боли, попытался встать — и свалился на пол, обнаружив таким образом, что лежал на узкой кровати.
Второй человек — конечно же, Агафон — ухватил его под мышки и усадил обратно:
— Тс-с-с, не стучи! Оламайд всё уже объяснила. Если плохо себя чувствуешь, я один пойду.
— Нормально… — мотнул головой атлан и охнул — по макушке словно огрели раскаленной сковородой.
— Извини, белый шам… Анчар! Я подумала…
— Бывало хуже, — мужественно прикусил он губу. — А… Оламайд… Если можно… поинтересоваться…
— Ну да, можно, интересуйся, конечно! — быстро, пытаясь загладить вину, согласилась матрона. — О чем?
— Что ты такого сделала… что Узэмик… так сиганул… от тебя?
— Сиганул?.. — недоуменно переспросила торговка и почти тут же хихикнула: — Он не сиганул! Это… это я его выбросила.
— Выбросила?!
Атлан услышал, как Агафон забормотал нечто про женщин, имеющихся в узамбарских селеньях, которые слона на скаку остановят и хобот ему оторвут. Оламайд услышала тоже.
— Обращайся, если черный слон тебе вдруг дорогу перейдет[27], - по голосу было слышно, как она улыбнулась.
— А еще ты хорошо с обидой придумала! — одобрительно шепнул ей Агафон.
— Что с обидой придумала? С какой обидой? На кого? — озадаченно нахмурился Анчар.
Матрона неожиданно засмущалась и начала объяснять невпопад, но непрерывно:
— А что мне еще оставалось делать, если он про вас спрашивал, давно ли знакомы и про что говорите, и кто такие, и всякое такое прочее, а я не могла же ему про вас рассказывать, даже если бы знала, и в честь чего это я про вас ему рассказывать буду, если ему прямо так уж интересно — пусть у вас и спрашивает, вы про себя ему лучше расскажете, чем я, чего у меня про вас спрашивать, тоже мне, нашел рассказчицу, а только не пошел почему-то к вам, а ко мне пошел, будто ему тут кто-то рад был и ждал его тут, сейчас, как же, да скорее я крокодилу обрадовалась бы под кроватью или скорпиону в тапке, а что он не просто так приперся, а с какой-то целью, я сразу поняла, как только его с вином и цветами увидела, и у меня аж сердце екнуло, так и подумала, неспроста, а тут он еще со своими намеками полез, соирский шакал ему друг, так бы руки и вымыла, и я подумала, что если просто так откажусь рассказывать, то он одно подумает, гадость, каракурт сушеный, до сих пор меня трясет, а если я притворюсь, что обиделась, будто он только из-за вас ко мне пришел, то совсем другое, и… и…