Велик

Багдерина Светлана Анатольевна

Люди удивленно оглянулись, и увидели на их месте толпу синеволосых парней и девушек с бирюзовой кожей и в набедренных повязках из раковин и водорослей. Груди их украшали ожерелья из акульих зубов, кораллов, жемчуга — и не более десятка монет на каждом.

— Вот оно, безденежье. Девкам замуж пора… а из приданого — одна репутация… — поймав направление их взглядов[18], уныло вздохнул Гугу Дубаку. — Так что, если подумать… убейте уже… чтобы глаза мои позора этого не видели… Говорите свои… волшебные слова.

И замолчал.

Маги тоже помолчали в ожидании продолжения, но, не дождавшись,

озадаченно переглянулись. Одно дело — разнести противника на кусочки в горячке боя. Но на холодную голову…

Агафон страдальчески скривился: отпускать вредного старикана рука не поднималась, равно как и не отпускать. Вот если бы и впрямь были какие-нибудь заклинания, которые…

Додумать волшебник не успел.

Оламайд вдруг сощурила очи, точно увидела партию отборных мидий по бросовой цене, и выдохнула:

— Слушай, старик!.. Ты говоришь, у тебя на дне мрамор не хуже, чем у нас в Соире? И ты из него чего попало можешь строить? И рыбы всяких сортов тьма? И бесплатно ведь, да? А бухта подходящая тут найдется? А огонь разводить ты можешь? А хочешь, чтобы люди тебе сами деньги отдавали? Добровольно! Волшебные слова!..

Божок уставился на торговку как на сумасшедшую, но полет ее вдохновения это не остановило:

— …Я знаю волшебные слова! «Постоялый двор «Жемчужина пролива»! Шикарный трактир для усталых моряков, свежая рыба, диковинные хозяева! Да народ к тебе валом повалит — успевай мешки под деньги готовить!

— Что?.. — вытаращил глаза хозяин пролива.

— Что?!.. — подались вперед его потомки, забыв, что стронься они с места — и могло запахнуть жареным не только в переносном смысле.

— Что? — наморщил лоб атлан.

Агафон представил божка в фартуке на голое бирюзовое пузо и с кружками вина из морского винограда и прыснул:

— Трактир «Дай Дубаку»! Таверна «Ни Гугу!»

— От Альгены до Мангангедолы морем четыре дня пути! — Оламайд проигнорировала альтернативный креатив и затараторила, сияя, будто только что провернула головоломную сделку со всем рыбацким флотом Альгены. — Остановку на ночь матросы делать должны? Должны! Кушать хотят? Хотят! Отдохнуть в безопасности желают? Желают! И вот тут ты со своими… спиногрызами… и подворачиваешься! В мраморном дворце! С фонтанами! И портиками! По всему порту! На пристани встречаешь мореходов хлебом-солью… То есть, рыбой-креветками… и солью, конечно… А рядом с двором — лавка с дарами моря! Оптом дешевле! И понеслось!..

И понеслось.

Час спустя на палубе не осталось ни одного синеволосого: получив задания от патриарха и его консультанта по вопросам коммерции и стратегии развития, они попрыгали в воду — только волны вскипели, словно тройная уха по рецепту Оламайд. Гугу Дубаку, амнистированный и досрочно освобожденный, переминался с ноги на ногу у края борта, словно хотел последовать за родичами — но удерживало незавершенное дело. В конце концов, то ли решившись, то ли подстегнутый подозрительно-вопрошающим взглядом волшебников, он подошел к матроне и церемонно поклонился. Когда та, застигнутая врасплох, ответила тем же, он проворно приподнялся на цыпочки и чмокнул ее в лоб.

— Мое благоволение пребудет на тебе, мудрая женщина, — важно, будто сделал королевский подарок[19], проговорил старичок и с

чувством выполненного долга обернулся на магов и голема. — Ну и вас мы с ребятками не забудем тоже.

Пока они раздумывали, благодарность это была или угроза, хозяин пролива величественно вскинул голову и продолжил:

— А сейчас за все деяния ваши я верну то, что было моим — хоть и недолго. Даже испортиться не успело. И рыбы почти не поели.

— Что? — насторожился атлан.

— Ваших друзей, конечно! — дивясь подобной недогадливости, божок, встал лицом к морю, закрыл глаза и вскинул руки, словно дирижер, выдавливающий «крещендо инфинитиссимо» из симфонического оркестра.

Повинуясь его жесту и воле, вода под самым бортом забурлила, заискрилась изумрудным — и вдруг выметнулась на палубу зеленой волной, накрывая и Гугу Дубаку, и его победителей, и толпу зевак, выбравшихся с палубы гребцов. А когда схлынула, расшвыривая людей, точно кукол, старик пропал. А на его месте лежали, тараща глаза и разевая рты, старший жрец Узэмик, капитан и пятерка матросов, сбежавших с ними.

— Э-э-э…

— А-а-а…

— С возвращением, ваша просветленность, — поднимаясь на четвереньки и улыбаясь за всех троих, с деревянной жизнерадостностью возгласил Агафон.

— То есть… получается… мы им жизнь спасли, что ли?! — с таким видом, будто наткнулась на фальшивую монету в дневной выручке, мокрая и возмущенная Оламайд уставилась на старшего жреца.

— Получается, что да. Тс-с-с! — сдавленным шепотом подтвердил Агафон, изо всех сил надеясь, что спасенные — а конкретно, один из них — об этом не догадается или не услышит.

Но судя по мине Узэмика, надеялся он зря.

И словно одного этого было мало, его товарищ по оружию заглянул ему в лицо, умытое волной, и вопросительно нахмурился:

— А я-то думал… кажется мне или нет… Ну, день сюрпризов сегодня, однако… Послушай… Ты ведь Агафон, ученик Адалета?..

— …и я вообще не понимаю, кто тебя за язык тянул! — на шипяще-рычащей ноте закончил Агафон Мельников сын короткую приветственную речь и грохнул кружкой об стол.

Столб маракуйного пива выплеснулся из оловянных берегов и плюхнулся в тарелку с сушеными кальмарами, превращая резиново-хрустящую закуску в суп. Мокрая гладкая кружка выскользнула из пальцев волшебника, опрокинулась, и остатки пива хлынули по столешнице в сторону собеседника, точно река в полноводие.

Анчар огляделся по сторонам — не привлекли ли они к себе внимание[20], отодвинулся, пропуская к полу пивопад, и буркнул:

— Откуда я знал, что ты там инкогнито?

— Мог бы и догадаться! — просверлил его пылающим взглядом молодой чародей.

— Мог бы и намекнуть! — исчерпал лимиты раскаяния атлан.

— Мог бы и раньше сказать, что это ты, чтобы я мог начать намякивать до того, как ты сообщил Узэмику всё, что надо и не надо! — не замедлил среагировать Агафон.

— А ты мог бы… — начал было Анчар, но подумал, что споры — особенно такие — должен прекращать самый умный[21] — и шумно выдохнул воздух, набранный для встречного обвинения. — Хорошо. Будем считать это несчастным случаем. А вообще, что ты тут делаешь? Ты же, вроде, когда мы расстались, поступал в учен…