Великая досада

Бугай Алексей

Фухе бросился на шею друга.

– Не надо соплей, - сдержанно обронил Алекс и, толкнув Фухе в спину, распахнул дверь...

5. НОВЫЙ НАЧАЛЬНИК

С трудом переварив жестокую шутку своего лучшего друга, Фухе шагнул в раскрывшуюся дверь.

Однако шутка Алекса оказалась не последней: вместо долгожданной свободы, как можно более удаленной от распоясавшегося Леонарда, Фухе увидел самого Леонарда, восседавшего посреди кабинета начальника тюрьмы на залитом марочным вином столе.

– Вот он, наш знаменитый!
– пьяным голосом

воскликнул Леонард.
– Я тут всем уши отрезаю, а тебе, друг мой ласковый, голову отсеку! Алекс, где ты там, - обратился он к несостоявшемуся палачу, - получишь прибавку к жалованью!

– Неплохо бы, - пробормотал с благодарностью Алекс.
– А то ведь сами знаете: жена, дети...

Фухе, затравленно взиравший на Леонарда, повернулся к лучшему другу и вопросил с печальным сарказмом:

– И ты, Брут?

– Я не Брут, - обиженно ответил Алекс.
– И к тому же я на службе, а господин Леонард мой начальник. А за оскорбление Брутом при исполнении можно и в карцер на недельку...

– Ха-ха-ха!
– загрохотал Леонард.
– В карцер!... Да я ему сейчас голову резать буду!

Он поискал под рукой инструмент, которым целый день резал уши и, не найдя такового, шмякнул о стол пустую бутылку, соорудив таким образом из нее "розочку".

То, что терять нечего, Фухе понял уже давно. Теперь же, вспомнив дни былые, он вдруг с ревом сексуально неудовлетворенного слона кинулся на страшного врага, протаранил его своей замшелой макушкой и остановился, как вкопанный с удовольствием наблюдая, как Леонард, потеряв равновесие, опрокинулся назад, слетел со стола и, вышибая телом оконное стекло, спланировал с четвертого этажа.

Алекс, разинув рот, ковырялся грязным пальцем в носу.

– Я теперь начальник тюрьмы, - угрюмо произнес комиссар и взглянул на равнодушного ко всему Алекса.
– Подчиняться будешь?

– А мне что - лишь бы приказывали, - ответил бывший соратник и на всякий случай отдал честь.

Фухе в припадке борьбы за самосохранение сделал то, до чего еще никто и никогда в Великой Нейтральной Державе не додумался, - поднял руку на самого Леонарда, имевшего шесть с половиной пожизненных сроков. Поэтому вполне естественно, что вся тюремная братия после скоропостижных выборов единогласно признала его новым начальником.

6. ДОСАДА

Но точку в этой истории ставить пока преждевременно.

Не тот человек был Фердинанд Фухе, чтобы забыть хоть единожды нанесенное оскорбление. Едва став начальником, он, конечно, продегустировал вина, которыми баловались до него Дюмон и Леонард, а затем призвал к себе подчиненного Алекса.

– Вот что, Алекс, - обратился к нему Фухе.
– Сгоняй-ка в мою бывшую камеру и доставь сюда заключенного Хряща. Если у него уже нет ног принеси!

На удивление, новых увечий у Хряща не было. Как всегда, его зверская рожа сияла оптимизмом.

– Хо!
– закричал он, как только его ввели к начальнику.
– Костыль,

значит, понадобится? Уж сколько я ждал-то!
– И он прищурил свой единственный глаз.

– Не думаю, не думаю, - ласково ответил Фухе.
– Я вот тут решил тебя немножко расстрелять...

– Ну?
– не поверил Хрящ.
– Отлично! Великолепно!

Присутствовавший при этом негр в пижаме Хлыщ шепнул что-то комиссару на ухо.

– Как так запрещает?
– грозно осведомился Фухе.
– Кто запрещает? Какой такой Закон? Ах, закон! Вишь ты, - обратился он к Хрящу.
– У нас в Великой Нейтральной Державе, оказывается, смертную казнь отменили еще тридцать лет назад...

– Как отменили?
– огорчился Хрящ.
– Не имели они права такого! У нас демократия!

– Ничего, любезный, успокойся, - заявил Фухе.
– Все поправимо. Я эти дурацкие законы не придумывал, и не мне следовать их букве. Не так ли, Алекс?

– Хи-хи, - сказал Алекс, отлично знавший, что соблюдение законов было противно натуре великого комиссара.

– Так что расстреляем тебя, прямо сейчас и порешим, - завершил вынесение приговора Фухе.
– За то, что не знал меня в лицо, хлюпиком назвал и усомнился в моем умении выражаться человеческим языком.
– И комиссар разразился четырехстопным амфибрахием.

– Годится!
– обрадовался приговоренный.
– Только давайте уж поскорее, не терпится мне смерть принять из рук самого Фухе!

– Ну, уж нет, - возразил начальник тюрьмы.
– Я тебя осудил, но приговор исполнять будет...
– Тут Фухе посмотрел на Алекса, мявшегося в углу.
– Нет, у Алекса опять осечка случится, знаю я, как он расстреливает. А вот если Хлыщ? Пойдешь казнить этого, как его... дружка то есть своего?

– А чего ж не пойти?
– осклабился негр.
– Как прикажете, шеф, так и сделаю.

Вдвоем они покинули кабинет и направились во двор. Хрящ впереди, припадая на ту ногу, которая была обременена костылем, а Хлыщ чуть позади, заряжая на ходу карабин.

Фухе и Алекс с удовольствием наблюдали в окно, как Хрящ доковылял до стены, возле которой собирался умирать комиссар, перекрестился сломанной рукой и вдруг плюхнулся на колени.

– Погоди, не стреляй!
– голосил он.
– Не стреляй, Хлыщ!

– А сообразил, значит, что всерьез все, что не шутят с ним, ухмыльнулся Фухе, закуривая "Синюю птицу".

– Погоди!
– продолжал орать Хрящ.
– Пулю-то зачем тратить? Свинцовая ведь пуля! Цветной металл! Треть унции! Повесь лучше!

Чертыхнувшись, Хрящ снял с себя галстук, подпоясывавший его пижаму, и накинул петлю на шею приговоренному.

– Ну что?
– крикнул ему Фухе из окна.
– Сожалеешь о содеянном?

– Жалею, господин начальник! Жалею!
– хрипло ответил Хрящ.
– Так костыль и не пригодился! Такая досада!..

А Хлыщ уже тащил его к обглоданному за дни забастовки дубу.