Великая гендерная эволюция: мужчина и женщина в европейской культуре
Шрифт:
Если видеть в обмене, о котором говорит Леви-Стросс, лишь один из механизмов рождения социальных связей и замещения ими биологических, он едва ли вызовет возражения. Однако сводить к нему все связанное с формированием социума и социальной жизни – значит совершать ошибку. Ее существо состоит в том, что здесь в неявной форме предполагается существование уже не просто сформировавшихся, но и завершивших переход к патриахату крупных социальных объединений, которые интегрировали и растворили в себе первичные полуживотные группы. Ведь если одним из предметов обмена становится женщина, значит, ее подчиненное положение по отношению к мужчине – уже свершившийся факт. Причем свершившийся не только на внутриобщинном уровне, ибо подобный
Тем более непонятно происхождение общей системы знаковой коммуникации, единого языка, без чего невозможен никакой обмен никакими «словами». Всему этому должны предшествовать какие-то промежуточные механизмы, ведь чисто биологические не могут скачкообразно трансмутировать в социальные. Наконец, зачем вытеснять биологические связи социальными, если первые давно уже замещены вторыми?
Централизованное управление обменом брачных партнеров невозможно на больших территориях, заселенных изолированными друг от друга общинами, еще не имеющими ни общего языка, ни общей системы ценностей. И вместе с тем трудно возразить тому, что социальность начинается лишь с вытеснением кровнородственных связей. Но если разглядеть в обмене, о котором говорит Леви-Стросс не начало, но результат каких-то предшествующих (куда более фундаментальных) эволюционных сдвигов, всё – и товары, и «слова», и женщины – встает на свои места.
Как бы то ни было, поиск брачных партнеров на стороне первоначально должны брать на себя формирующиеся в каждой из первобытных общин столь же стихийно, как и сам род, центры его будущей кристаллизации. Другими словами, те новые лидеры, «культурные герои», которые, благодаря особенностям своей психики, способны освоить значительно большие информационные массивы, замкнуть на себя впервые возникающие социальные связи и, что не менее важно, обеспечить право представительства. Именно они, поначалу на внутриобщинном уровне, начинают управлять распределением и координацией труда, отчуждением и распределением его продуктов. Именно этим центрам предстоит стать зародышами будущих патриархальных семей. Разумно предположить, что эти новые лидеры становятся первыми регуляторами социальных контактов и в межобщинной сфере. В свою очередь, расширение подобных контактов в ней способно сообщить импульс формированию общего языка, общих идеологем («слов» о которых говорит Леви-Стросс), наконец, общей системы ценностей, не последнее место в которой находится и женщинам. Словом, с одной стороны, следствия не могут рождаться прежде своих причин, с другой, как ни парадоксально, – после.
Таким образом, переход к оседлости, взрывная диверсификация материальной деятельности, появление широкого спектра сложносоставных орудий, формирование знаковой коммуникации и сознания, становление рода и патриархальной семьи происходит одновременно, в одном потоке перемен. А значит, можно предположить, что становление семьи и формирование рода это не сменяющие друг друга фазы, но разные стороны одного и того же процесса. Все перечисленное – это единый сложный перепутанный клубок проблем, разрешаемых только комплексно, но зато в результате их комплексного разрешения перед нами встает совершенно новая реальность – человек и общество. Все, что предшествовало ей, было лишь переходным периодом от биологической эволюции к собственно человеческой истории.
Там же, где весь перечисленный комплекс не находит своего разрешения, даже сложившаяся практика брачного обмена не способна привести ни к формированию рода, ни к образованию семьи; в пределах общины продолжает
Выводы
1. Понятие семьи не сводится к группе лиц, объединенных кровнородственными отношениями. С самого начала своего формирования она образует собой своеобразную капсулу, лишь ядром которой является человек. Все остальное – люди и вещи – с самого начала связано с ним не узами крови, но совместным воспроизводством того маленького мирка, в котором замыкается их, людей и вещей, совместное существование.
2. Каждый из тех, кто входит в это объединение, представляет собой сложную амальгаму собственно человека и вещи, при этом каждая «человеко-вещь» образует собой структурный элемент сложной самовоспроизводящейся системы, в которой складывается свое распределение функций и (производный от исполняемой роли) способ связи каждого с каждым элементом общесемейного достояния.
3. Главным в жизни семьи оказывается не детопроизводство и социализация ее новых членов, но обеспечение преемственности всей системы информационных, технологических и социальных связей. Отсюда и укрепление семьи, умножение рода обеспечивается не одним деторождением, но и включением в свой состав любого, кто способен служить прежде всего их цементированию, а также сохранению ее позиций в общей системе жизнеобеспечения на уже межобщинном уровне. То есть на уровне параллельно формирующегося социума.
4. Семья не предшествует роду и не является результатом его разложения. Она возникает и развивается одновременно с ним и является таким же продуктом переходного периода, который завершается неолитической революцией, как и другие феномены зарождающейся цивилизации.
5. Окончательное ее становление сопровождается разложением матриархата, рождением новых центров кристаллизации социума – «культурных героев». Только они способны ориентироваться в качественно новой, к тому же более широкой сфере условий совместного существования, где теряют прежнее значение многие биологические инстинкты и вместе с ними кровнородственные связи. Именно на них начинают замыкаться все собственно социальные контакты. Только благодаря им эти контакты выходят на межобщинный уровень.
II. Патриархальная семья
2.1. Патриархальная семья как «центр кристаллизации» социума
Патриархальная семья с самого начала формируется как некая суверенная держава, во внутреннюю жизнь которой не вправе вмешаться никто. В точке своего возникновения эта семейная община, объединив в себе несколько поколений родственников, а вмести с ними и многих, кто не связан кровными узами, возникает как абсолютно самостоятельное, независимое начало, которое вынуждено исключительно собственными силами обеспечивать свое существование. Собственно, это и есть социум в миниатюре, самостоятельный социальный организм, над которым (первоначально) нет никакой другой формы организации. Так жизнь на нашей планете начиналась не с многоклеточных организмов, но с отдельных клеток, и именно им предстояло объединиться в многоклеточные структуры, которые начинали жить своей, отличной от органических «атомов», жизнью.
Разумеется, она существует не в вакууме: рядом с ней в едином регионе обитания формируются другие – поначалу столь же независимые друг от друга объединения, которые нередко определяются как «первобытное человеческое стадо». Но по мере заполнения региона именно в этих «стадах» возникают своеобразные центры кристаллизации единого «социального раствора». По существу здесь мы имеем дело с родом некоего фазового перехода; в нашем случае – это переход живого вещества в качественно иное состояние, в котором вся его масса, заполняющая ограниченную емкость региона, начинает подчиняться новым, социальным, законам.