Великая гендерная эволюция: мужчина и женщина в европейской культуре
Шрифт:
Аналогия с физическим процессом позволяет понять существо происходящих изменений. Мы знаем, что кристаллизация происходит при достижении некоторого предельного условия, например, переохлаждения жидкости, когда практически мгновенно возникает множество зародышей кристаллов, так называемых центров кристаллизации. При этом структура вещества вблизи точки кристаллизации мало чем отличается от состояния в самой точке. Высокая интенсивность теплового движения приводит к тому, что у ее границ происходит постоянное образование и распад областей с упорядоченным расположением частиц. При температуре кристаллизации свободные энергии жидкого и твердого состояний равны и вещество в обеих фазах находится в неустойчивом равновесии. Но стоит ей снизиться хотя бы на долю градуса, как начинается затвердение. Последнее происходит за счет присоединения молекул, которые осаждаются на гранях образующихся кристаллов. Примерно такие же если не по форме, то по существу явления происходят и в процессе социогенеза. При перенасыщении «социального раствора» образование и рост центров его кристаллизации, интенсификация обменных связей между ними в историческом плане мгновенно порождают монолит социума. Словом, практически одновременно появляются не только «собственно» человек, род и семья, но и само общество.
В связи с этим можно согласиться с утверждением Ю. И. Семёнова, который пишет: «Завершение становления человека (антропогенеза)
35
Семёнов Ю. И. Первобытнообщиный строй. БСЭ 1969–1978
36
Там же
Повторим, в точке своего зарождения социум не имеет никаких механизмов вмешательства в жизнедеятельность семьи. Только завершение кристаллизации первичной социальной массы приводит к их образованию. Краеугольным камнем такого «суверенитета» является полная хозяйственная самостоятельность патриархальной семьи. Зарождающаяся точка кристаллизации еще не появившегося социума, в обеспечении собственного существования она поначалу вынуждена опираться только на себя. Впрочем, формирование социума, как уже было сказано, есть в то же время и становление обмена деятельностью и ее результатами. Однако первичный обмен лишь способствует выживанию, но не порождает никаких централизованных механизмов управления им (а значит, в какой-то степени и интегральной жизнедеятельностью его субъектов). Время этих инструментов еще не наступило, и до поры все держится только частной инициативой взаимодействующих патриархальных семейных объединений. Вернее, впрочем, не объединений, но стихийно складывающихся центров их управления в лице своих патриархов. Неудивительно, что рудиментарные формы прежней независимости, которая не может быть нарушена даже действием государственной власти, сохраняются еще в республиканском Риме. Так, по духу римского закона привлечение к суду было частным делом истца. «Если вызывают [кого-нибудь] на судоговорение, пусть [вызванный] идет. Если [он] не идет, пусть [тот, кто вызвал], подтвердит [свой вызов] при свидетелях, а потом ведет его насильно. Если [вызванный] измышляет отговорки [для неявки] или пытается скрыться, пусть [тот, кто его вызвал] наложит на него руку». [37] Но попробуем вообразить себе попытку привести насильно того, кто окружен толпами (нередко вооруженных) клиентов, и мы должны будем согласиться, что в этом случае истцу остается совсем другое: «Пусть [тяжущийся], которому недостает свидетельских показаний, идет к воротам дома [не явившегося на разбирательство свидетеля] и в течение трех дней во всеуслышание взывает [к нему]». [38] (Между тем исторические анналы сохранили память о том, как еще в I веке до н. э. от бесчинствующих толпищ вооруженных клиентов Клодия был вынужден прятаться даже всемогущий Помпей; боясь его дерзости, триумвир не рисковал показываться на площади и в сенате. Усмирить Клодия не могли ни просьбы предстать перед законом, ни сам закон; конец положили только такие же банды его противника Милона.) Забегая вперед, скажем, что все эти клиентские банды являются составной частью патриархальной семьи, амальгамы их вождей. Таким образом, на межобщинном уровне до времени нет никаких институтов, обладающих правом и (что куда более важно) способных на практике вмешаться в жизнедеятельность семейных объединений.
37
Законы XII таблиц. I, 1–2
38
Там же, II, 3
Второй фактор, с которым необходимо считаться, – это та, немалая, информационная база, что делает возможным существование автаркического хозяйства патриархальной общины. Мы говорили, что усложнение и диверсификация первобытного производства, развитие орудийного фонда требуют увеличения ее численности. Не случайно первые семейные объединения, по данным палеонаходок, насчитывают до 200 и более человек. Но координатором совместной деятельности (часто единственным) и (единственным же) хранителем всей информационной базы совместного хозяйства остается выделившийся в качестве «центра кристаллизации» патриарх. Только это обстоятельство, то есть прежде всего интеллектуальное, а не физическое превосходство, делает его неограниченным распорядителем судеб своих домочадцев, каковыми становятся все, даже не связанные родством, члены первичной общины.
О праве собственности как регуляторе общественных отношений пока не может быть и речи, есть только одно – ничем не ограниченная власть авторитета. Как социальный институт и регулятор общественных отношений, собственность сложится значительно позднее. Впрочем, даже Рим не даст ей строгого определения [39] , общее представление о собственности только во времена республики войдет в аксиоматическое ядро его юридической мысли.
Долгое время смысловой акцент в содержании этого понятия делался на вещном содержании, собственность представала в виде предметов, принадлежащих тем или иным лицам. Лишь в XX веке новыми экономическими школами он был смещен на возможность извлечения из имущества различного рода полезностей путем распоряжения или пользования им. Сегодня это уже не вещь, но прежде всего пакет прав по ее использованию. Иными словами, первичным становится юридическое измерение. Однако и оно не исчерпывает все содержание этого феномена, ибо прежде всего он характеризует определенную социальную функцию. В своем вещественном измерении собственность предстает лишь мертвым инструментарием интегрального жизнеобеспечения социума. В юридическом – как режим его функционирования, позволяющий получить тот или иной результат. Но есть и ценностное, целевое измерение, вне которого теряют смысл и само существование вещественной составляющей и право владения, пользования, распоряжения ею. А следовательно, собственность – это еще и особый род деятельности, который, кроме прочего, требует от своего обладателя известных способностей [40] .
39
См.:
40
См.: Елизаров Е. Д. Феномен собственности и личность предпринимателя. МЖПФИ РАЕН № 3, 2013, с. 70–81
Образно говоря, все домашнее «имущество», включая «орудия немые, издающие нечленораздельные звуки и говорящие», можно уподобить компьютеру, который, помимо «железа», должен иметь еще и свой «софт», определенную программу. Но даже вооруженный ею он – ничто без опытного пользователя. Именно таким «пользователем», который одновременно выступает живой «флеш-картой» с программным обеспечением, и становится патриарх. Его роль семейного вождя, если не сказать семейного божества, обусловлена тем обстоятельством, что только он способен сообщить жизнь всему, из чего складывается единый корпус семьи. Этим же обстоятельством объясняется и подчиненная роль всех прочих: само их существование зависит только от него. Случись что с ним – рассыплется все; никто не может встать на его место, ему нет замены. Он единственное вместилище всей информационной базы. Наверное, ужас и благоговение, которые внушались им и окружающей его магией, рождают миф о том, что некие высшие, неотмирные существа даруют все ремесла человеку именно в его лице, и уже он делает их общим достоянием. А может, и более того: сам культурный герой – «Мифический персонаж, который добывает или впервые создает для людей различные предметы культуры (огонь, культурные растения, орудия труда). Учит их охотничьим приемам, ремеслам искусствам, вводит определенную социальную организацию, брачные правила, магические предписания, ритуалы и праздники» [41] – воплощается именно в патриархе. Таков Агамед, знаменитый строитель, соорудивший вместе с братом Трофонием Дельфийский храм, святилище Посейдона в Мантинее, сокровищницы царей Авгия (в Элиде) и Гириея (в Беотии); Аристей, передавший людям свои знания охотника, врачевателя, прорицателя, пастуха и пчеловода; Дедал, изобретатель столярных инструментов и мастерства, искуснейший архитектор и скульптор; превзошедший его мастерством Талос, изобретатель гончарного круга и других орудий; Триптолем, который засеял землю пшеницей и обучил земледелию людей. И, конечно же, Прометей, «…благороднейший сын Иапета»… передавший человеку не один только огонь:
41
Мелетинский Е. М. Культурный герой // Мифы народов мира, т.1, с. 25–28
42
Эсхил. Прометей прикованный. Пер. А. И. Пиотровского
О времени подобной кристаллизации можно судить по данным археологии. Они свидетельствуют, что в ряде мест Ближнего Востока (Северный Ирак, Палестина) переход к земледелию и скотоводству происходит 9–7 тыс. лет до н. э.; к 6–5 тысячелетию до н. э. – в междуречье Тигра и Евфрата, долине Нила, Центральной Европе; пятому – уже во многих районах Юго-Западной Азии и на Балканах. Вероятно, к этому времени завершается и становление первой, патриархальной, формы семьи.
Исключительный статус делает патриарха не только главой своего дома, но и прообразом библейских патриархов и греческих героев, становившихся родоначальниками всех известных тому времени народов.
Словом, патриархальная собственность, патриархальная власть, патриархальное право – это совсем не то, что собственность, власть и право в наши дни.
Между тем расширение деятельности, ее диверсификация, умножение номенклатуры производимых товаров и используемых орудий влекут за собой взрывное умножение информации. В результате ее общий объем переходит критические границы того, что способно переработать и умножить индивидуальное сознание. Микрокосм прежнего «культурного героя» перестает быть универсумом, человек начинает становиться обыкновенной «дробью», лишь знаменатель которой обозначает утраченную когда-то полноту.
Впрочем, и числитель далеко не сразу становится ничего не значащей единицей. Пусть носителем всей информации, обеспечивающей совместное жизнеобеспечение, в конечном счете становится весь социум, но все же обладателями ключевых ее комплексов по-прежнему остаются структурные подразделения в лице патриархальных глав. Это объясняет, почему связь мастера, способного удивить своим искусством, с какими-то потусторонними силами будет сохраняться еще очень долгое время. «Исследования дошедших до нас <…> рецептурных сборников показывают, что ремесло было тесно связано с магией. Применялись самые экзотические средства, вроде пепла василиска, крови дракона, желчи ястреба или мочи рыжего мальчика, причем применение лишь некоторых из таких ингредиентов имеет рациональное техническое обоснование. Анализ рецептов показывает, что за ремесленной деятельностью стоит мифо-магическая картина мира. Производственный акт ремесленника мог рассматриваться как осколок некоего магического ритуала <…>. Мастер-ремесленник как бы повторял в своих действиях начальную борьбу космических сил, создание Космоса и полезных для человека вещей, возводил себя к демиургу и культурному герою» [43] .
43
Харитонович Д. Э. Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Т. 2. Жизнь города и деятельность горожан. М.: Наука, 1999, с. 120